— Потому что я знаю ваше настоящее имя? Почему такая информация представляет какую-то ценность?
Он посмотрел на нее с неудовольствием, которое тут же постарался замаскировать.
— Почему? Потому, моя дорогая, что Юг проиграл войну. Победители часто клеймят как преступников тех, кто сражался против них. Поэтому я сменил фамилию и место жительства. У меня дочь примерно вашего возраста. В этой войне я потерял двух сыновей и все мое состояние. Я был разорен и удручен.
— Вы писали моему отцу год назад.
Он выглядел озадаченным тем, как резко она изменила тему разговора, но тон его оставался вежливым.
— Разве? Возможно. Что из этого?
— Я полагаю, это было связано со смертью мистера Ланкастера в Нью-Йорке.
Макклод принялся тереть свой лоб.
— Значит, Уэнделл сказал вам об этом? Не думал я, что его это заботило. — Он бросил на нее острый взгляд. — Что именно он вам сказал?
Она не стала прямо отвечать на его вопрос. Ей нужно было многое узнать от него, прежде чем он поймет, как мало она на самом деле знает.
— Мой отец покончил с собой четыре месяца назад, сжимая в руке ваше письмо.
— Проклятый дурак! — пробормотал он, имея в виду свое письмо. Он поднял руки, извиняясь. — Простите мою грубость, детка. Но мужчина должен учиться жить со своими ошибками, так же как и с победами, иначе печаль убьет его. Мне очень жаль, что ваш отец избрал такой способ покончить со своими неприятностями.
— Почему кто-то хотел погубить моего отца?
Он нахмурился.
— Что вы имеете в виду?
— Моего отца погубили сознательно. Его вовлекли в какую-то авантюру для того, чтобы дискредитировать его и уничтожить его банк.
Макклод выглядел искренне удивленным.
— Вы уверены в этом? Многие банки рушились, когда их руководители начинали заниматься рискованными играми. Уж я-то знаю. Спекуляция — это мой бизнес.
— Вы принимали участие в спекуляции, которая привела к его краху?
Его густые рыжие брови поползли вверх.
— Нет! Если бы он спросил моего совета, я предупредил бы, чтобы он держался подальше от таких операций, которые могут его погубить. Ваш отец к я в течение длительного времени были друзьями и компаньонами. Сотрудничали с конца сороковых годов. Он разбогател раньше меня, но потом я его обогнал.
Его румяное лицо расплылось в ухмылке.
— В те дни мы были двумя молодыми мошенниками, скажу я вам. Лезли повсюду и ничего не боялись. Малодушные люди, мисс Хант, не добиваются богатства. Ваш отец в те времена был настоящим тигром.
— Он, должно быть, имел врагов, — спокойно заметила она.
— Каждый мужчина, который чего-то стоит, имеет одного или двух врагов. Вы ведь не хотите сказать, что, по вашему мнению, его крах был результатом мести?
Филадельфия достала из сумочки письмо и протянула ему. Он прочитал его и посмотрел на нее.
— Мне это кажется дурачеством.
Она забрала письмо.
— Мой отец, умирая, держал в руке три письма — вот это, истерическую записку от Ланкастера, написанную как раз перед его смертью, и ваше письмо. В вашем письме упоминаются бразильцы и содержится предупреждение насчет раскапывания старых могил. В письме Ланкастера говорится о расплате за старые грехи. А в этом письме речь идет о могилах и расплате. Какая между ними связь, мистер Макклод? Что сделал мой отец?
Макклод поднялся, ругаясь сквозь зубы, словно ее здесь не было, и отвернулся от нее, глядя в окно.
Филадельфия заставляла себя сидеть спокойно, выжидая, когда он обернется. Он что-то знает! И вдруг она поняла, что услышит от него совсем не то, что ей хотелось бы.
Макклод медленно отошел от окна и шагнул к стене, на которой висела картина. За ней скрывался сейф. Макклод привычно набрал код и открыл сейф. Оттуда он достал бархатный мешочек с золотыми завязками и, подойдя к Филадельфии, развязал его.
— Дайте вашу руку, юная леди. И будьте осторожны: это тяжелее, чем вам покажется.
Филадельфия неохотно подчинилась. Он вынул что-то из мешочка и положил в ее руку. Большой небесно-голубой камень едва уместился в ее ладони.
— Этот камень называется Голубая Мадонна, сказал Макклод. — Как вы думаете, почему? — Она качнула головой, и Макклод взял ее под локоть, помогая встать. — Подойдите к окну. Нужен хороший свет. А теперь поднесите его к глазам. Что вы видите?
В первый момент она ничего не разглядела, только ощутила шероховатую поверхность неограненного камня. Потом свет сконцентрировался, и в камне вырисовалось туманное женское лицо. Высокий женский лоб, тонкий нос, мягкая округлость подбородка, а из глубины камня шло сияние, создающее вокруг лица ореол.
Филадельфия посмотрела на мужчину, стоявшего рядом с ней.
— Это поразительно. Я вижу женское лицо.
Он кивнул, довольный впечатлением, которое произвел на нее камень.
— Это Мадонна Голубого камня, Голубая Мадонна. Во всяком случае, так назвали этот камень бразильские крестьяне, которые его нашли. И дело тут не только в том, что это голубой топаз редкой величины, но и то, что это предмет культа, делает его почти бесценным.
Филадельфия вновь посмотрела на камень.
— Я припоминаю, что в то Рождество, когда вы приехали к нам, вы предлагали его моему отцу.
— Я хотел, чтобы он купил его, — поправил ее Макклод. Он вновь нахмурился. — Война закончилась, я был разорен. Я перевез свою семью на Запад, и мне нужны были деньги. Но Уэнделл не захотел прикоснуться к этому камню. Он дал мне немного долларов и сказал, чтобы я уезжал.
— Почему?
Он взял камень с ее ладони и спрятал в бархатный мешочек.
— Не знаю, должен ли я рассказывать вам теперь, когда нет вашего отца, который мог бы защитить себя. Случилось это все очень давно — в шестидесятых годах. Мы были тогда в Бразилии, в Манаусе, где сливаются Амазонка и Рио-Негро. Нас было трое: Ланкастер, ваш отец и я — мы промышляли там каучуком.
— Мой отец часто путешествовал, когда я была маленькой, — заметила Филадельфия.
Макклод смотрел в сторону, словно прикидывая, не слишком ли много он ей рассказал.
— Вот там мы и услышали рассказ о Голубой Мадонне. Говорили, что ею владеют дикари, живущие глубоко в сельве. Идея получить камень руководила нами. Когда дело доходило до коллекционирования редкостей, между нами тремя существовало дружеское соперничество. Сами мы не могли отправиться на поиски Голубой Мадонны, поэтому предложили награду тому, кто доставит нам ее.
— Вы наняли людей, чтобы они украли камень? — недоверчиво спросила Филадельфия, пытаясь понять, как это ее отец оказался замешан в краже.
Макклод ухмыльнулся.
— Вы бывали в музеях? Они заполнены награбленными сокровищами. Какая польза была бы от Голубой Мадонны, если бы она оставалась в сельве и ей поклонялись бы полуголые дикари? Каждый ловит свою удачу, и вы не делайте такой ошибки и не думайте, что ваш отец чем-то отличался от меня. Вашему отцу принадлежало немало ценностей, про которые я знаю, что они были украдены по его наущению. Мы покупали и продавали все на свете еще до того, как вы родились. Каучук, золото, шелка, медь, чай. Я и не припомню, сколько состояний мы приобрели и потеряли. Голубая Мадонна — это пустяк.
— Почему тогда мой отец не купил ее у вас?
Он отвел глаза.
— Иногда у мужчины отказывают нервы. Прошло два года, прежде чем этот камень всплыл на поверхность в Новом Орлеане. Но к тому времени все изменилось. Война кончилась. Люди неожиданно стали иначе ценить жизнь. Ланкастер и ваш отец были на стороне янки, а я был мятежником. Может, это определило различие. Все, что я знаю, так это то, что, взглянув один раз на Голубую Мадонну, ваш отец больше до нее не дотрагивался. Знаете, что он сказал? Он сказал, что она проклята. Если бы он был человеком религиозным, я бы подумал, что ему было видение. Во всяком случае, он и Ланкастер продали свои доли в этом камне мне.