— Тебе не о чем жалеть, милая.
«Какой он добрый, сильный», — подумала она. Как она могла жить без него?
— Я знаю, что мой отец несет ответственность за то, что случилось с твоей семьей. Ты… — У нее пресекся голос, но она нашла в себе силы продолжать. — Ты был прав, возненавидев меня.
— Милая, это не имеет к нам никакого отношения. Ты должна верить мне.
Она с несчастным видом затрясла головой.
— Не говори так. Я знаю, что чувствую. Думаю, что сама немного ненавижу его. — Она старалась не заплакать, но слезы непроизвольно текли по ее щекам. — Я хочу вернуться в Чикаго — одна.
— Ты хочешь, чтобы я шел по твоим следам, как вчера? Не думаю, чтобы тебе этого хотелось.
— Ты шел за мной?
— Уж не думала ли ты, что я оставлю тебя без защиты, одну, с Тайроном? После того как я вылез из твоей постели, я до утра поджидал в аллее, когда увидел, как ты спускаешься по лестнице. Я не мог понять, куда ты направляешься на рассвете, и пошел за тобой. — Он улыбнулся. — К мессе? А потом зачем ты пошла в меняльную контору?
— Я пошла к Макклоду.
— Макклоду? Святой Боже! Как ты разыскала его?
— Он живет под именем Ангуса Макхью. Но как ты узнал, где искать меня? Я думала, от такого удара по голове можно умереть.
Эдуардо пробежал пальцами по своим черным волосам.
— Эта голова испытывала и худшее. Тайрон нашел меня в аллее вскоре после того, как тебя увезли. Мы не были очень уж вежливы с посланцем, который принес записку о выкупе. Он рассказал нам достаточно, чтобы мы разобрались в стратегии Макклода. Речной пароход не так трудно догнать, когда двое мужчин гребут как надо.
Его лицо стало спокойнее.
— В записке ничего не говорилось о том, что ты с Макклодом. Тайрон собирался убить его, пока я буду готовить взрыв судна. Святой Боже! Так мы могли убить и тебя!
— Сейчас это уже не имеет значения. А Макклод… он утонул?
— Мы не уверены, но это не очень влияет на настроение Тайрона.
Она в удивлении села на постели.
— Тайрон жив?
Он протянул к ней руки, но она уклонилась. Он нахмурился и решительно положил руки ей на плечи.
— Спокойно, милая. Потребуется не одна пуля, чтобы добить Тайрона. Рана у него болит, и он полупьян от выпитого виски. Мне пришлось припугнуть его, что я привяжу его к кровати, чтобы удержать от поездки вверх по реке с целью выяснить, не скрылся ли в темноте Макклод.
— Я сказала ему о Тайроне, — уныло сказала Филадельфия. — Если бы он умер, я была бы ответственна за это.
Он выругался и не очень деликатно потряс ее.
— Твоя совесть обременена не больше, чем у любого святого.
С этими словами он прижал ее так крепко, что ей не оставалось ничего другого, как положить голову ему на грудь.
Филадельфия слышала биение его сердца и вдыхала неповторимый мужской запах его тела. В этот момент ей ничего не надо было больше от жизни. «Почему нельзя удержать это мгновение», — в отчаянии подумала она.
Эдуардо ощутил это и понял ее боль лучше, чем она сама себе представляла. Но при этом она испытывала и чувство радости, зная, что боль пройдет и навсегда останется возможность для счастья.
— Ты сегодня ночью совершила чудо, милая. Я не поверил своим глазам, когда развязал грязный мешочек, который ты сжимала в руке, когда я вытаскивал тебя из реки. — Его темные глаза сверкали, как бриллианты. — Ты нашла Голубую Мадонну!
— Это то, что мой отец украл в вашей деревне.
— Совершенно верно. Я видел ее последний раз, когда мне было двенадцать, но тот, кто хоть раз видел ее, не может забыть. За последние четырнадцать лет о ней ничего не было слышно, и я думал, что она пропала или разбита на мелкие кусочки. Я уже и не надеялся вновь увидеть ее.
— Она все эти годы была у Макклода. Я рада, что спасла ее для тебя. Это маленькая компенсация за все то, что тебе пришлось пережить.
Эдуардо старался оставаться терпеливым, но ее голос и манера поведения начали раздражать его.
— Мне не нужна твоя благодарность. — Он взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Неужели ты не понимаешь? Без тебя, без твоего бесстрашного поиска правды Голубая Мадонна была бы потеряна для моего народа навеки. Найдя Голубую Мадонну, ты заплатила долг твоего отца. Теперь ты можешь быть спокойна.
Филадельфия посмотрела в эти черные глаза, так много обещающие, и не поверила тому, что увидела в них.
— Если бы все это было так просто.
— Но так оно и есть, — медленно кивнул он. — Так и есть.
«Я никогда не забуду этот момент», — подумала Филадельфия, пораженная выражением счастья на его лице. Он освобождал ее от чувства вины за ее отца. Но если он мог пойти на это, то она не могла. Когда она с любовью смотрела на него, то не могла не думать о шрамах на его спине и руках, и вновь ощущала вину своего отца с такой же силой, как если бы это была ее собственная.
— Что ты теперь собираешься предпринять? — спросила она.
— Если ты готова путешествовать, я хотел бы, чтобы ты поехала со мной в Бразилию. Я должен вернуть Голубую Мадонну на то место, где она была. А после этого… — В его глазах засветилась чувственность. — После этого я весь твой.
— Нет, ты должен совершить это путешествие один. В том, что тебе предстоит сделать, мне нет места. Я уверена, что ты это понимаешь.
— Может быть, ты и права. Ты можешь остаться в моем поместье, пока я отправлюсь в глубь страны. Тебе там понравится.
Филадельфия покачала головой.
— Я не хочу ехать в Бразилию или еще куда-то. Я хочу домой, и как можно скорее.
— Тогда я подожду, пока ты не будешь готова поехать со мной.
— Нет, не надо. — Она в первый раз погладила его по шее. — Ты должен отвезти Голубую Мадонну домой. Это никогда не кончится, пока она не вернется туда.
Эдуардо рассматривал ее лицо, заглядывал ей в глаза, пытаясь понять ее подлинные мысли.
— Хорошо, я готов сделать это.
— Тогда уезжай немедленно, сегодня же. — Она улыбнулась, чтобы скрыть свою взволнованность. — Подумай, это будет необыкновенный праздник! Ты станешь героем!
Она, сама того не зная, коснулась истины — того, что сам Эдуардо думал о себе.
— Это снимет позор с имени моего отца. Проклятие будет снято.
Филадельфия не спросила его, что он имеет в виду, потому что видела решимость на его лице, которая влекла его в Бразилию.
Когда он поцеловал ее, она прижалась к нему всем телом. Жар его любви и страсти был как жар солнца, и она знала, что будет носить шрамы от его любви на своем сердце до конца дней своих.
Когда он положил ее на постель, у нее вырвался стон, вызванный болью.
— Любимая, я причинил тебе боль, — горестно сказал он. — Ты слишком пострадала, чтобы заниматься любовью. Но когда я вернусь, то займусь этим как следует — обещаю тебе.
С этими словами он вышел, оставив на ее губах вкус прощального поцелуя.
— Почему вы не поехали с ним?
Тайрон стоял у ее постели, обнаженный до пояса, левая сторона его груди была забинтована. Он только что попрощался с Эдуардо, который уехал на рассвете, и теперь поднялся в ее комнату за объяснениями.
— Я не могла. — Она выходила на балкон, чтобы посмотреть, как будет уезжать Эдуардо, но не стала спускаться во дворик, опасаясь, что он увидит ее слезы и останется. — Как он может смотреть на меня и не думать о своих убитых родителях?
— А вы можете смотреть на него и не думать о своем отце?
— Да, конечно, но это…
— Потому что вы женщина и, следовательно, дура, — закончил Тайрон без тени сочувствия.
Под загаром скрывалась бледность, вызванная большой потерей крови, но Филадельфия тем не менее подумала, что предпочла бы иметь дело с бешеной собакой, чем с Тайроном.
Он сел в стоявшее рядом с кроватью кресло и уставился на нее своими прозрачными глазами.
— О женщины! Все вы одинаковы. Ему будет лучше без вас. Я сказал это при нашей первой встрече.