— Он же не идиот! — рявкает мама.
— Запудри ему мозги своими чародейскими штучками, — разводит руками в стороны, будто хвастается струящимися широкими рукавами халата. — Не смотри на меня так! Он смертный! Сожрет любую ложь, если ты ее правильно приправишь! Уж ради живого мужа-оборотня можно пойти на хитрость?
Мама медленно выдыхает и зло щурится.
— В твоих руках кровь двух Альф, — Вестар спускается на одну ступень. — Пусть твой муженек возмущается, скандалит и бесится, но уже с хвостом и ушами. Не будь идиоткой. В этой блаженной курице-наседке еще осталась эгоистичная сука, которая не позволит сдохнуть мужу? — спускается ко мне и бессовестно приобнимает меня за плечи. — И как можно оставить без отца? Дочь не простит тебя, если ты сейчас пойдешь на поводу своей гордости.
Я выворачиваюсь из его мягкого захвата и торопливо спускаюсь на несколько ступеней.
— Идем, мама.
— А я могу взять и не позволить покинуть замок, — тихо воркует Вестар.
В отчаянии оглядываюсь, и мама рычит:
— У тебя совесть есть?!
— Нет, — скалится в самодовольной улыбке. — У Советника нет ни стыда, ни совести. Альфы ее не отпускали. Не было приказа выпнуть ее замка восвояси.
— Но ведь наша сделка… — сипло отвечаю я.
— А обещание с пирожными не сдержала, — Вестар затягивает пояс халата, — с другой стороны, то что ты выйдешь из Замка, не означает твоей свободы. Вряд ли Лес тебя отпустит, поэтому не буду я играть жестокого мерзавца, — спускается по лестнице, кинув на меня беглый взгляд, — который возьмет милую девочку в плен. Ты уже в плену, Тинара.
— Нет, — судорожно выдыхаю.
— Вот и проверим, — оглядывается, — что вы стоите такие злые? Мы идем спасать рыжего пекаря из лап смерти и Верховного Жреца? Я бы не оставлял его надолго в обществе этого старого беса. Ну же, — недовольно фыркает, — девочки!
— Во что же втянул тебя Жрец, Тинара… — сипит мама, и у меня между лопаток бежит холодный и колючий озноб.
Глава 16. Им больно
Вестар скидывает халат, разминает плечи поигрывая мышцами спины и оглядывается с улыбкой, а затем подмигивает. Мама рычит на него, а я стойко и упрямо не опускаю взгляд на его голые ягодицы.
— Она тебе в дочери годится, мерзкий ты урод, — шипит мама.
— Я же не человек, чтобы меня возрастом стыдить, — Вестар усмехается и в следующую секунду кидается к кустам жимолости ловким и пушистым волком.
Я медленно выдыхаю, а мама смотрит на меня с затаенным опасением.
— Он из тех, кто не способен любить, Тина.
— На что ты намекаешь?
— На то, чтобы ты его к себе не подпускала близко.
— Мам…
— И еще он из тех, кто с удовольствием присоединиться к племянникам, чтобы устроить веселую оргию, — зло шипит она.
Распахиваю глаза и сглатываю колючий ком слез.
— Прости… Я… — мама сжимает переносицу. — Я не хотела этого говорить… мне тут плохо, Тина, — поднимает взгляд. — Я злюсь и очень боюсь.
Из кустов жимолости доносится недовольный рык Вестара. Нахмурившись, следую за ним.
— Я не хотела тебя обижать. Я хочу лишь предостеречь.
— Поздно, мам.
Вестар уводит нас вглубь леса, по едва заметной тропинке, которая петляет среди кустов и деревьев. Тени сгущаются, редкие лучи солнца пробиваются сквозь листву и пятнами растекаются под ногами.
Я оглядываюсь и понимаю, что мы через тени и заросли проскакиваем целые куски Леса, и сейчас мы очень далеко от Замка.
Слышу кашель, и ехидный голос Жреца:
— Ты в курсе, что если человек найдет смерть в Лесу, то не видать ему садов Солнцеликого?
— А я не верю в Солнцеликого.
— Да ну, — охает в ответ Жрец. — А в кого веришь?
— В Позабытого.
— Брешешь.
— И все мы будем однажды позабытыми, — сипит папа. — Время сотрет наши имена, наши грехи и присоединимся мы…
— Хорош, Саймон, — фыркает жрец. — давай ты будешь верить… не знаю, в сисястую бабу плодородия, а не в этого жуткого хрена.
— Он и тебя ждет, — папа хрипло посмеивается. — И скольких богов принял к себе?
— Ты издеваешься.
— Есть немного, — папа вновь кашляет. — Верховный Жрец боится Позабытого.
Оборачиваюсь на маму, когда опять ветер доносит кашель отца, и шепчу, которая замерла у старой сосны:
— Иди.
— А ты?
— Я не могу в таком виде явиться к отцу.
Мама неуверенно кивает и семенит мимо на носочках. Продирается сквозь кусты можжевельника, скрывается в тенях, и я слышу настороженный голос отца: