Боится, значит.
Я взяла скальпель и показала его девочке.
— Вот этим я сейчас буду водить по твоей ноге, — сказала я. — А ты мне скажешь, чувствуешь что-то или нет.
Ее нагноение так разбухло и наболело, что вряд ли она ощутила б боль пореза даже без пилюли.
Но кричащая и брыкающаяся пациентка в мои планы не входила.
Я провела по здоровому участку кожи, чуть касаясь. Такое прикосновение вызвало б ощущение щекотки, не более. Но девочка дрогнула.
— Чувствую! — тотчас завопила она.
— Тише, тише. Я всего лишь жду, когда лекарство подействует. Не собираюсь резать, — спокойно сказала я, тыча осторожно в нагноение. Девочка не среагировала никак. — А сейчас?
Я убрала скальпель, но девочка снова выкрикнула, что чувствует его.
— Ждем еще, — умиротворено произнесла я и коварно и сильно ткнула в нагноение. Уверенно провела разрез примерно в полтора сантиметра.
Кожа разошлась тотчас. Брызнул гной с сукровицей.
— Ай! — только и вскрикнула девочка, подскочив и усевшись.
Родители тоже вскочили со своих мест, готовые к крику, к насилию и боли.
— Что — ай? — спокойно спросила я, передав грязный скальпель Рози. — Уже все.
Взяв в руки полотняные бинты, я чуть надавила на нарыв, и из него полезло желто-зеленое, с кровью, содержимое.
— Больно? — осведомилась я деловито, очищая рану.
Девочка чуть поморщилась, глядя на мои действия, но мотнула головой.
— Не очень, — честно призналась она.
— Ну, и замечательно. Рози, готовь очищающую воду.
Я чистила и чистила, давила, пока вместо гноя не потекла алая кровь.
Ведро было полно перепачканных бинтов. Пациентка ойкала и кривилась. Иногда ее нога дрожала под моими руками, но в целом, девочка пережила стоически всю процедуру. И промывание тоже.
Да и чего бояться, если это совсем не больно?
— Вот и умница, — похвалила я ее, перебинтовывая ее ногу чистым бинтом. — Рози, настойку. Принимать по ложке в день. И на перевязки ходить.
— Еще чистить? — недовольно наморщила носик девочка.
— Вероятно, придется, — развела я руками. — Что ж делать. Если б сразу все было сделано хорошо…
— Может, оставить ее в стационаре? — коварно спросила Рози. Ей нравилось это новое, чуточку тревожное и пугающее слово — стационар. Да еще и подружек было мало. Она отчаянно скучала. А тут такой шанс заполучить и подружку, и зрителя в одном лице. — Чтоб не возит ее туда-сюда?
— Ну, если родители дадут согласие, — ответила я. — И оплатят койку, уход и питание за три дня. Навещать, разумеется, можно в любое время.
Девчонка на столе с любопытством смотрела на Рози. Та из-под стола, не мигая, смотрела на пациентку.
— Ну, если не трястись в коляске, — неуверенно сказала девочка, наконец.
— Мы позаботимся о тебе, — пообещала я. — А скоро у нас ужин, отличная мясная похлебка со свежим хлебом.
В общем, девочка осталась у нас, и Рози с удовольствием вызвалась ее опекать, хотя бы первый день.
Они болтали там, как две давние подружки. И я, спокойно выдохнув, отправилась к себе, отдохнуть и заняться Итаном.
Наверное, я вздремнула, пристроившись рядом с младенцем. С ним рядом было уютно и тепло.
Только проснулась я от криков, полных ужаса, и от света факелов, заглядывающего в наши окна.
— Что… что происходит?! — я подскочила, протирая глаза. Навстречу мне бросилась Ивонна, напуганная и заплаканная.
— Они говорят, что вы поджигаете дома! — твердила она, рыдая. Слезы страха градом катились по ее лицу. — Они говорят!..
— Да кто – они?
— Люди. Горожане. Их там сотня или даже больше! Они требуют вас выдать, или подожгут дом! — выдохнула Ивонна.
Я бросилась к окну, отдернула занавеску.
Внизу, под стенами дома, бушевало людское море.
Озлобленные люди выкрикивали мое имя с ненавистью. Пахло гарью.
Где-то в доме визжала и плакала моя сегодняшняя пациентка, о которой я обещала позаботиться.
За стенами дома, в толпе, я различала испуганные голоса ее родителей. Они рвались сюда, забрать свое дитя до того, как запылает весь дом.
Но толпа затягивала их, как болото, не пускала.
И вкус ужаса, носящегося в воздухе, показался мне отвратительным.
В стену врезался фонарь. Языки пламени лизнули каменную стену, но тотчас угасли.
— А это только начало, — сказала я. — Они точно дом подожгут.
Ивонна взвыла, сжала руки у груди.
— Бежать! — со слезами выдохнула она. — Сейчас! С Итаном! Через черный ход!
Я лишь покачала головой.
— Поймают. Да и вы… разве я могу вас оставить?!
В стену дома снова что-то врезалось, огонь загудел решительнее и уверенней.
— Подать ведьму сюда! — раздались яростные вопли из-за стен. — Поджигательница!
В воплях, полных ненависти, мне почудились очень знакомые голоса.
Женские голоса.
— Она поджигает дома! Она злодейка! Она!..
— Если я не выйду, они убьют всех, — произнесла я отчаянно.
Ивонна взвыла.
— Нет, нет! — захлебываясь слезами, повторяла она. — Если вы выйдете, они убьют вас!
За окном снова полыхнуло. Я услышала отчаянный девчачий визг — Рози и моей юной пациентки. Огненный снаряд разбился где-то около окон моего стационара.
— Я должна! — выкрикнула я, отталкивая руки Ивонны, удерживающие меня. — Иначе все погибнут! Пострадают! Ну, должны же люди выслушать меня, понять!..
— Это дикая толпа! — в отчаянии прокричала Ивонна. — Толпа не понимает ничего! Толпа умеет лишь желать крови!
Но я ее уже не слышала.
— Позаботься об Итане, — жестко велела я ей. — Ты за него отвечаешь.
Толпа за окном кричала все громче, все яростней.
И я, ощущая в себе невероятный душевный подъем, сильный и яростный, бросилась вниз. Скорее. Чтоб не слышать причитаний Ивонны и отчаянных криков девочек.
Я обещала позаботиться… о них обоих.
Вопли и плач отчаявшихся родителей, оставивших свое дитя мне на попечение и теперь боящихся потерять дочь в огне, звенели у меня в ушах.
Пересчитав быстрыми шагами ступени, я бегом пересекла холл и выскочила на крыльцо.
Смрадный запах дыма ударил мне в лицо.
Ветер рванул мне волосы.
— Вот она я! — крикнула я отчаянно, и толпа злобно заворчала. — Что вы хотите? Что вам нужно?!
— К ответу поджигательницу! — взвился над толпой выкрик. Снова знакомый голос… Где я его слышала прежде? — Пожары — это ее рук дело! Сначала калечит, а потом лечит!
— Зарабатывает на ваших болезнях! — взвился козлиный мерзкий голосок. О, а вот это докторишка. Тоже притащился сюда, желая устранить конкурентку.
— Да я ничего не поджигала! — выкрикнула я. — Целый день тут была! Лечила людей!
Но меня не слышали.
— К ответу ее! К ответу!
Крики моих защитников потонули в воплях могучих глоток.
Люди были взвинчены до предела. Толпа жаждала крови.
Люди двинули ко мне.
Оскаленные лица, пылающие факелы зажаты в руках…
Помню, что изо всех ил пожелала, чтоб они не достигли меня.
Вытянула вперед руки, словно утихомиривая вопящую толпу. От усилия даже платье на плечах треснуло.
— Пожалуйста, выслушайте!
Слушать меня, конечно, никто не желал. Они кричали и швыряли в меня факелы, фонари.
Но те не долетали до дома.
Даже до крыльца, на котором я стояла, они не долетали.
Разбивались на дорожке, словно налетев на невидимую стену.
И я, в ужасе и отчаянии, поверила, что это я держу их своими вытянутыми руками.
Удерживаю и разъяренных людей на расстоянии и не даю огню облизнуть стены моего дома.
— Уходите! — закричала я. Тело мое все дрожало, словно я поднимала неподъемную ношу. — Я вас не трогала! Уходите!
Мне казалось, что силы покидают мои трясущиеся пальцы, кисти, плечи.
Как будто на мои руки давит стотонная плита. А я ее удерживаю — иначе она упадет и раздавит меня в лепешку. Меня и дом за моей спиной со всеми его обитателями.