Он и при жизни первого мужа мачехи, видимо, был хорошо ухожен. Да и сама мачеха была не тем человеком, чтобы не заботиться о доме.
Он был целый, свежепокрашенный — может, ранней весной, когда сошел снег и пригрело солнце, — и все окна были целыми. Ни одно стекло не треснутое!
Но на этом идиллия кончалась.
Стоило мне выйти из кареты, как я услышала громкую и темпераментную ругань и звон посуды.
Будто об пол швыряли кастрюли или фехтовали сковородками.
— Руки прочь от моих денег, курица! — орала где-то внутри дома одна сестра.
— Пошла вон, мошенница! — не уступала ей вторая. — Кто тебе разрешил брать плату? Мы же договаривались, что будет это делать вместе!
— Делиться с тобой? — орала первая с издевкой в голосе. — Да мне нужнее! Мне нужно новое платье! Иначе выйти в свет не на что! Старые-то все из моды вышли!
— Какое платье?! — выла вторая. — У тебя их целый шкаф! А есть мы что будем?!
— Клубни! — нашлась первая. — Клубней же полно! А платье мне нужно, чтобы закадрить мужчину посолиднее и выйти замуж! А ты и сиди тут, дурочка!
— Есть одни клубни только потому, что тебе вздумалось покрасоваться?! Они мерзкие, мерзкие! Они дряблые и проросли! А ты еще и не моешь их перед тем, как варить!
— Это потому, что ты не принесла воды! Мне не в чем было их мыть!
— Так принесла бы сама! Кто готовит, тот и воду носит!
— Да?! Да?! А кто спит до полудня, тот отдыхает целый день?!
В общем, как я поняла, самостоятельная жизнь у них не очень заладилась.
И я уж хотела уйти. Не хотелось погружаться в их распри и вообще в их злобный, жадный мирок.
Но я же вроде как обещала Брату Умиротворения помочь его сестрам.
Поэтому я со вздохом поднялась на крылечко и постучала тяжелой бронзовой ручкой-кольцом об металлическую пластинку.
— Кто-то пришел! — тотчас заорали в доме.
— Кто-то пришел!
— Может, это кредиторы? Не открывай!
— Ты выучила новое умное слово, тупица? Откуда у нас кредиторы? Ты что, брала в долг?
— Ну-у-у… разве что чуть-чуть…
— Что?! Денег нет, взять их неоткуда, а ты мало того, что тратишь их на тряпки, так еще и берешь в долг! А кто отдавать будет?!
— Не открывай!
— Черта с два! Если это твои кредиторы, пусть забирают тебя! В рабство! Навечно! Навсегда!
За дверями загрохотали шаги. Башмаки пересчитали каблуками ступеньки лестницы, затем пересекли холл. Дверь распахнулась, и я очутилась нос к носу со старшей сводной сестрой, Мирандой.
Она здорово осунулась и побледнела.
Платье ее, некогда красивое и дорогое, без должного ухода стало грязным, серым, в неряшливых пятнах.
Руки ее тоже были неухоженные, в ссадинах и царапинах. Под ногтями грязь.
На голове небрежный пучок вместо приличной прически. Кажется, самостоятельно даже причесаться толком она не умела.
Розги, которые ей всыпали за подстрекательство к поджогу, вколотили немного ума в ее голову.
Она уже не была наивной прожигательницей жизни. Не готова была тратить деньги налево и направо.
Но наказание не научило ее вежливости.
Увидев меня, она неприветливо буркнула:
— Это ты? Чего нужно?
— Не «ты», а «вы», — ответила я. — Не забывай ни на миг, с кем разговариваешь. Это первое. Второе — мне от вас не нужно ничего. Но один добрый человек хлопотал за вас. Так могу я войти?
— Добрый человек за нас просил?!
На лестнице объявилась и вторая сестрица, Моника.
Она была немного опрятнее и чище Миранды, ее светлые волосы даже были уложены и сохранили подобие кудряшек на висках.
Но бедность уже оставила отпечаток и на ее свежем юном личике.
Да и платье ее тоже не пощадила.
Волосы сестрица пригладила, а вот передник ее был серый от грязи, и подол платья коричневый, словно она шлялась по грязным тротуарам.
В доме было грязновато; валялись сковородки, которыми девицы, похоже, в самом деле дрались, и картошка. Ею сестры наверняка кидались друг в друга, оставляя пятна и на без того грязных платьях.
— Входи же скорее! — вскричала Моника нетерпеливо.
Она спустилась вниз, громко топоча пятками.
Кажется, туфли ее тоже раскисли от грязи и были испорчены.
Неряшливые, неприятные хозяйки дома…
И ссорились они, скорее всего, из-за денег жильцов, занимающих пару комнат в этом доме.
Сестры и не думали мыть полы на своей половине дома. И посуда, наверняка, оставалась нечищеной и жирной у них на кухне. Вселившись во вполне приличный дом, они его не приукрасили, а загадили, залапали грязными руками чуть не до самой трубы.
«Ну, с голода девицы не помрут», — хладнокровно подумала я и ступила в этот дом, переведя дух. Как в ледяную воду кинулась.
— Так кто о нас хочет позаботиться? — без умолку тараторила Моника. — Кто-то из друзей семьи? Я помню, раньше в нашем доме бывало немало гостей! И богатых господ тоже. Кто-то из них мог захотеть взять нас под свое крылышко! Сколько денег на наше содержание нам готовы выделить?
— Никто, — отрезала я.
— Так чего ты притащилась? — злобно зашипела Миранда.
— Обманом решила проникнуть в наш дом?! — ахнула Моника. — Что тебе нужно?! Ограбить нас решила?!
— Ограбить? — переспросила я, оглядывая неряшливую обстановку и грязноватые платья сестер.
Моя свадьба была назначена на завтра.
Завтра я надену ослепительно-белое платье, расшитое жемчугами и бриллиантами.
Но и сегодня, в простом дорожном платье из тонкого синего сукна я была наряднее и опрятнее обеих сестер вместе взятых.
— Милая шляпка, — меж тем заметила Моника, разглядывая меня и мой наряд. — Наверное, дорогая? Если б у меня была такая, на мне женился бы любой!
Миранда насмешливо фыркнула.
— Думаешь, город полон идиотов, готовых жениться на тебе только затем, чтоб посмотреть, что ты там себе на голову напялила?
Моника вспыхнула до корней волос.
— Дура! — закричала она и полезла в карман своего передника. О, чудесно! Она там носит картошку! — Ты всегда завидовала моей красоте!
И она весьма ловко пульнула картофелину в сестру.
— Довольно! — прикрикнула я на них. — Хватит драться, или я уйду, а вы останетесь без моего предложения!
— Предложения? — тотчас прекратила кидаться картошкой Моника. — Так это ты нас к себе хочешь взять?
— Одумалась, — буркнула Миранда, отряхивая картофельный след с груди.
— И правильно! Негоже сестрам маркизы жить в этих трущобах, — обрадованно воскликнула Моника. — Эй, вы, там! Помогите нам упаковать чемоданы, мы съезжаем!
— Никуда вы не съезжаете, — грубо перебила ее я. Моника удивленно замолкла, хлопая ресницами.
— Но…
— Никаких «но»! Ваш брат, послушник Умиротворения, просил дать вам работу!
— Работу?.. — разочарованно протянула Моника.
— Именно так. Он осведомлен о вашем положении не хуже меня. Он прекрасно знает, что вы ничего делать не умеете, поэтому самим устроиться вам будет сложно.
— Мог бы сам позаботиться о нас! — зло зашипела Миранда. — Умиротворение ведь богато! Им принадлежат и земли, и замки, и деньги… Разве нет у них статьи расходов на родственников?
— Я шить умею! — возмутилась Моника. — Я прекрасно шью! И вышиваю отлично!
— Вот и иди в белошвейки! — огрызнулась Миранда и показала сестре язык.
— Что?! Я? В белошвейки?! Ты еще скажи — прислугой а богатый дом! — оскорбилась Моника.
— Именно прислугой, — снова холодно и жестко произнесла я. — Коль скоро ничего иного вы делать не умеете, то я могу предложить вам только работу в моей больнице. Работу, на которую не требуется много ума. Стирать бинты, выносить мусор, ухаживать за больными.
— Что?! — заорали обе сестры в один голос. — Кто?! Мы? Возиться с грязными заразными людишками?!
— О, кстати. Мыть пациентов тоже будет входить в ваши обязанности. За это я вам назначу небольшую плату, одежду дам, и стол предоставлю.