Прасковья побежала к пляшущим девкам, и вскоре вихрь танца закружил, понёс её вместе с остальными в большом хороводе. Она смеялась, запрокинув голову. Вокруг неё мелькали такие же радостные, возбужденные лица. Кругом слышались крики и смех, где-то в стороне играли дудки и гармони. Прасковье было хорошо, она любила праздники, любила необузданно весёлую Купальскую ночь.
Но тут вдруг она наткнулась на пристальный и неподвижный взгляд огромных, круглых глаз – кто-то неотрывно смотрел на неё из тёмных зарослей рогоза. С отчаянно бьющимся сердцем Прасковья вышла из хоровода и всмотрелась во тьму. Кусты тут же сомкнулись. Прасковья тихонько подкралась ближе и резким движением раздвинула зелёные листья. В кустах сидел Ванька-дурак.
– Попался! – закричала она, схватила Ваньку за ухо и потащила его за собой. – А ну, выходи на свет, наглец!
Возле костра Прасковья отпустила парня и толкнула его на землю.
– Что ты, окаянный, всё ходишь за мной? Влюбился, что ли?
Ванька что-то промычал ей, затряс головой. Щёки его покраснели, а длинные светлые волосы упали на лоб. Вокруг Прасковьи сразу же собрались смеющиеся девки и парни, они окружили их с Ванькой со всех сторон.
– Влюбился Ванька-дурак в Прасковью!
– Сам дурак, а губа у него не дура!
– Самую красивую девку выбрал, молодец Ванька!
Смеющиеся голоса, доносящиеся отовсюду подзадоривали Прасковью.
– Ох, – вздохнула она, томно закатив глаза, – поцеловать тебя, что ли, в честь праздника?
Девки и парни засмеялись, завизжали от восторга.
– Целуй, Проська, на Купалу всё можно! Алексею не расскажем!
Прасковья склонилась к лицу дрожащего от волнения парня и звонко поцеловала его в лоб.
– Вот тебе поцелуй, Ванька, а теперь запомни, – строго сказала Прасковья, схватив парня за грудки, – перестань ходить за мной, и в мою сторону больше не смотри даже. У меня есть жених, и через неделю нам сыграют свадьбу! Если я ему на тебя пожалуюсь, он тебя на мельнице в муку сотрет!
Ванька смотрел в глаза Прасковье не моргая. У него было странное напряжённое и одновременно потерянное выражение лица. Прасковья не знала, что творится в голове у этого дурачка, не знала, понимает ли он её, поэтому она решила пригрозить ему как можно строже.
– Понял? – сквозь зубы прошипела она ему в лицо. – А если я ещё хоть раз тебя рядом увижу, точно всё расскажу Алексею. Тогда тебе не поздоровится! Уходи в свой лес и больше не появляйся тут!
Ванька что-то промычал в ответ, часто заморгав круглыми глазами. А когда Прасковья отпустила его, он поднялся на ноги и побежал прочь от шумной, смеющейся толпы, боязливо оглядываясь по сторонам. Его сгорбленные плечи вздрагивали, и Прасковье показалось, что он плачет.
– Ну ты Прасковья, девка-огонь! Повезло с тобой Алексею! Не соскучится! – восхищенно проговорил один из парней.
Прасковья взглянула на него, улыбнулась дерзко и пошла к костру. Задрав длинную юбку выше колен, она разбежалась и прыгнула. Алый огонь жадно лизнул её голые пятки. Она вскрикнула, побежала к реке, зашла в тёмную воду по пояс и закрыла глаза от блаженной прохлады. Кто-то обрызнул её водой с ног до головы, и Прасковья громко завизжала, закружилась, расплескивая мелкие брызги во все стороны.
Выбежав из воды, она со смехом упала в мягкую траву. Юбка задралась, оголив стройные ноги, но Прасковья даже не поправила её: на Купалу можно вести себя так вольно, как хочется – никто и слова не скажет. Это праздник молодости, любви и самой жизни. Всё равно огонь заберет себе всё плохое, а вода смоет все прегрешения. Прасковья закрыла глаза и улыбнулась.
«Вот бы сейчас Алексей был здесь! Так и хочется прильнуть к его широкой груди!» – подумала она, закрыв глаза.
Но тут кто-то присел на траву рядом с ней, и Прасковья вздрогнула от неожиданности.
– Проська! А мы с Матвеем только что в кустах целовались! Правда-правда! – взволнованно прошептала на ухо Прасковье Маша, одна из её близких подружек.
– Ну, Машка! Охмурила ты всё-таки парня! Сколько он сопротивлялся, – радостно воскликнула Прасковья, повернувшись к подруге.
– Да, Проська, я год за ним, как собачонка бегала, а он всё ни в какую! Осел упрямый! – засмеялась Маша.
– Ну всё, Машка, теперь его крепко в узде держи, чтоб никуда от тебя не делся!
Маша вся засияла, лицо её заалело от счастья, губы расплылись в улыбке.
– Крепко ты его любишь, подруга! Так и светишься вся! – пропела Прасковья, обнимая подругу за плечи.
Машка кивнула, покраснела ещё пуще, а потом наклонилась к Прасковье и зашептала ей на ухо: