Тарту – студенческий город и центр национального пробуждения. В 1906 году здесь было построено новое здание национального театра «Ванемуйне», в 1909 году был основан Эстонский народный музей. В годы революции 1905 года, в разгар социальных потрясений, вместе собрались молодые писатели и деятели культуры Густав Суйтс, Фридеберт Туглас, Бернард Линде, Йоханнес Аавик, Виллем Грюнталь-Ридала, Айно Каллас, Яан Окс и др. «Ноор-Ээсти» («Молодая Эстония») – дерзкая культурно-политическая группировка – ставила своей целью преобразование эстонского общества и расширение духовных границ. Раньше говорили: „Noblesse oblige” («положение обязывает»), молодые эстонские литераторы несколько перефразировали это высказывание:„Jeunesse oblige” («молодость обязывает»). В Тарту был брошен клич: «Останемся эстонцами, но станем европейцами!» Освободившись от немецкого и российского культурного влияния, младоэстонцы хотели выйти на более широкие европейские просторы, объединить в эстонской литературе новые литературные течения Скандинавии, Италии и Франции. Брат бабушки Эльвиры, гимназист Леонард, сказал в тот день мобилизации, что он бы сражался только за самостоятельную Эстонию.
Когда я в детстве расспрашивала у бабушки про эти события, она не хотела рассказывать. Вместо этого советовала мне учиться швейному делу, ибо «некоторые эстонские женщины, отправленные в 1940-х годах в Сибирь, остались в живых благодаря тому, что в последний момент догадались взять с собой швейную машинку, и в России, изможденной от сталинских репрессий, средь голода и болезней, из любого куска ткани могли сшить красивую одежду для русских женщин», получая за свою работу куриные яйца и молоко из оскудевшего запаса россиян.
В советское время у нас особо не говорили о тех далеких годах о том, как дедушки и дяди ушли на фронт, об Освободительной войне, о том, как позднее, спустя пару десятков лет, всех их допрашивали в подвалах КГБ, о репрессиях.
Только тогда, когда Эстония вновь обрела независимость, мой дядя осмелился упомянуть о книгах, зарытых в землю еще в годы оккупации. Книги по географии и политике на французском языке, принадлежавшие брату дедушки Леонарду и моему прадеду Хендрику, к этому времени успели сгнить. Да и самих их успела уничтожить советская власть. Советская власть с помощью террора заложила в людях страх: не стоит доверять другим, не стоит рассказывать о себе. Так молчание стало частью нашей ментальности. Оно передалось и новым поколениям. И сегодня 20-летние очень редко знают истории своих дедушек-бабушек, иногда даже не знают их имен. У меня есть 23-летний друг, интеллигентный и приятный, ему рассказывали, что его бабушка еще девчонкой была насильно привезена в 1940-х годах из Польши в Советский Союз в лагерь, откуда она никогда уже не смогла вернуться к себе на родину, и это все. Бабушка друга уже умерла, он так и не успел спросить у нее о том, как жила до войны ее семья в Польше, какая была ее семья, какие книги или журналы читали. Ведь и Польша освободилась из-под власти Российской империи в огне Первой мировой войны, а в годы Второй мировой поляки, как и эстонцы, прошли через лагеря ГУЛАГа.
Для того чтобы обрести иммунитет к своей эпохе, потребовалось время, но в 1980-х годах, когда мне было двадцать лет, люди уже научились скрывать чувства глубоко в себе.
По мнению врача и психолога Хейно Ноора, люди, пережившие войну и репрессии, тоже хотели реализовать себя в повседневной жизни: сделать карьеру, писать книги, обрабатывать землю, стать известными учеными, врачами, художниками, рабочими, но в своем подсознании советский человек постоянно находился в состоянии страха.
После войны эстонцам были предъявлены следующие обвинения: «изменник Советской Родины», «националист», «контрреволюционный элемент» и «бандит». Коммунистическая партия и НКВД во всех искали врага советского народа. В подсознании людей жила мысль: «Кто станет следующим, кого накажет советская власть? Может быть, этот следующий уже я? Может быть, разоблачат в чем-то и меня, в том, что плохо думал о советском строе или нечаянно покритиковал, и теперь меня не примут больше на учебу или работу, или переведут на такую работу, которой я не желаю заниматься».
В Советском Союзе безработицы как таковой не было, в лагерях было распространено даже «рабство». В сознании людей жил страх, что есть такие органы как ГПУ (Государственное политическое управление), ЧК (Чрезвычайная комиссия), НКВД (Народный комиссариат внутренних дел) или КГБ (Комитет государственной безопасности). Этот символ «советской безопасности» постоянно держал советских людей в состоянии легкого озноба. Человек не только испытывал страх смерти, в опасности было само будущее молодого человека: если я не подчинюсь режиму, могу подвергнуться гонениям, меня могут уволить с работы или репрессировать.