Мы вынуждены были мириться с порядками аборигенов, исследования требовали времени, и ссориться с местным населением никак нельзя. Иначе можно остаться в саванне навсегда, в качестве корма для гиен или шакалов.
Иногда нас приглашали на местные праздники, куда мы также вынуждены были ходить. Так сказать, визиты вежливости.
На одном из таких вечеров мы впервые поспорили с колдуном. Мне претили кровавые жертвоприношения, даже если была зарезана простая курица. Обычно я очень терпимо отношусь к другим религиям, будучи атеисткой. И никогда не спорила со священниками или жрецами. Но тут, бьющие барабаны и заунывное песнопение било по вискам, после тяжёлого дня хотелось отдохнуть в тишине, а не слышать экзальтированные крики одурманенных селян.
Я резко отозвалась о неприятных обрядах и их бессмысленности, а наш недалёкий переводчик, Дима, по просьбе колдуна, пересказал всё слово в слово. Старик злобно блеснул глазами, но ничего не сказал в ответ. Начальник, Геннадий Петрович, во избежание конфликта, извинился, и мы быстро ретировались к себе.
Вскоре все забыли об этом происшествии. Все. Кроме самого колдуна. В тот вечер нас пригласили снова на праздник. Почему нас не насторожило практически полное отсутствие селян, не знаю. У костра сидели жрец и жрица, в их иерархии я не сильна, колдун готовился к какому-то обряду. Нас усадили на почётные места.
По деревне поплыл запах местных благовоний, разгорелся костёр, мерно застучали барабаны. Старик затянул не то молитву, не то песню, что-то подкидывая в огонь. Я не следила за обрядом, скучающим взглядом обозревая окрестности.
В лицо внезапно поднявшийся ветер швырнул мне дым костра, на глаза навернулись слёзы, в неверном мареве горячего воздуха заплясали размытые тени. Они извивались и корчились под ритм барабанов. Я приняла их за своё разыгравшееся воображение. Протёрла глаза, но миражи никуда не исчезли. В ярком ореоле огня они вели свой жуткий хоровод. Голос колдуна стал пронзительней, песня сменилась странным речитативом, тени словно выросли, дотягиваясь до полуночного неба, казалось, они вторили словам старика, подчиняясь ритму бухающих барабанов. В висках гулко застучала кровь, в глазах заплясали искры, сливаясь в разноцветное полотно, застилающее взор. Потом всё завертелось в бешеном фантасмагорическом танце, тело стало невесомым, и я провалилась, как Алиса в кроличью нору. Только полёт мой был не столь красочным. Меня мутило, перед глазами сплошным роем вертелись то ли огоньки костра, то ли чьи-то злые лики, скалившие свои пасти и глумясь надо мной. Я прижала к себе рюкзак, единственный предмет, который хоть как-то связывал меня с реальностью. А потом меня выкинуло под дерево, пребольно приложив об землю.
Не знаю, сколько провела я в забытьи. Очнулась, когда забрезжил рассвет. По счастью, никто из хищников не позарился на мою скромную персону. Поначалу звала своих коллег, потом пыталась подняться на враз ослабевшие ноги. Тело было словно ватным. Конечности не слушались. Всё, что мне удалось, это свернуться калачиком и снова провалиться в долгий обморок, где я плавала в полупрозрачных волнах серого тумана, иногда на несколько минут возвращаясь в реальность.
Крик какой-то твари вывел меня из оцепенения, оторвав от воспоминаний. Дая спокойно спала рядом. Поворочавшись немного, поняла, что больше не усну, и вышла из шатра. Предрассветные сумерки возвращали миру его краски, возле потухшего костра сидели две женщины и тихонько переговаривались. Бродить по селению не решилась, потому подошла к ним. Они замолчали, уставившись на меня. Я похлопала по бревну, одна из них кивнула. Когда пристроилась рядом с ними, они забыли про разговоры, с любопытством разглядывая мою одежду. Рубашку с коротким рукавом, под которой был топ и шорты цвета хаки, на ногах удобные ботинки на толстой подошве.
Молчание продлилось недолго, женщины принялись что-то обсуждать, эмоционально жестикулируя. По всей видимости, меня. Я тем временем, разглядывала деревню. Хижины, везде плотно утоптанная земля, без клочка растительности, пару деревьев. Другой конец поселения мне видно не было. Потихоньку начали просыпаться остальные. Теперь мне удалось получше рассмотреть жителей. Черты лица были ближе к неандертальцам: увеличенные надбровные дуги, маленькие подбородки, глубоко посаженные глаза. Их фигуры более массивны, чем у современных женщин, хоть и пониже ростом. При моих скромных ста шестидесяти пяти, они были ниже сантиметров на пять.
Скоро в сторонке, с любопытством, поглядывая на меня, шушукались несколько селянок. Я чувствовала себя картиной на выставке. Такая же безмолвная и беспомощная.