— Господин директор, — спросил он, — сколько у вас больных в настоящее время?
— Двадцать шесть, ваше преосвященство.
— По моему счету столько же, — сказал епископ.
— Палаты — простые комнаты, и воздуха в них мало.
— Мне показалось то же.
— Затем, когда погода хорошая, в саду мало места для выздоравливающих.
— Я подумал то же самое.
— Во время эпидемий, — в нынешнем году был тиф, два года тому назад была потовая горячка, — набирается больных человек до ста, и мы не знаем, куда разместить их.
— Мне и эта мысль приходила в голову.
— Что прикажете делать, ваше преосвященство, приходится покориться.
Разговор этот происходил в обширной галерее-столовой нижнего этажа.
Епископ помолчал немного и затем внезапно обратился к директору:
— Сколько кроватей могло бы, на ваш взгляд, поместиться в этой зале?
— В столовой вашего преосвященства! — воскликнул в недоумении директор.
Епископ обвел зал глазами, как бы примеряя что-то и исчисляя.
— Здесь, наверное, поместится кроватей двадцать! — сказал он про себя, затем продолжал, возвысив голос: — Видите ли, господин директор, тут, очевидно, произошла ошибка. У вас двадцать пять или двадцать шесть человек помещается в пяти или шести маленьких комнатах. Нас здесь трое в помещении на шестьдесят человек. Тут ошибка, говорю вам; вам следует быть здесь, а мне в вашем доме. Отдайте мне мой дом, а вы возьмите свое помещение.
На следующий день двадцать шесть больных были переведены в епископский дворец, а епископ переселился в госпиталь.
У епископа Мириеля не было состояния, так как семья его разорилась во время революции. Сестра его получала ежегодную ренту в пятьсот франков, едва хватавшую на ее личные расходы в хозяйстве брата. Епископ Мириель получал от государства епископский оклад в пятнадцать тысяч франков. В первый день своего переселения в госпиталь преосвященный Мириель распределил раз и навсегда расходы этой суммы. Мы переписываем здесь смету, написанную его рукой.
На маленькую семинарию — 1500 фр.
В миссионерскую конгрегацию — 100
Лазаретам Мондидье — 100
Семинарии иностранных миссий в Париже — 200
Конгрегации Св. Духа — 150
Духовным заведениям в Иерусалиме — 100
Благотворительным детским приютам — 300
Воспитательному дому в Арле — 50
Обществу для улучшения тюрем — 400
Обществу вспомоществования и освобождения арестантов — 500
На выкуп из долговой тюрьмы отцов семейств — 1000
На прибавку окладов нуждающимся сельским учителям епархии — 2000
Запасным магазинам в департаменте Верхних Альп — 100
Дамской конгрегации города Диня, Моноска и Сисертона для бесплатного обучения девочек из нуждающихся семей — 1500
Бедным — 6000
Мои личные расходы — 1000
Всего 15 000 фр.
Во все время своего управления епархией Диня преосвященный Мириель не изменял ничего в этой смете. И это, как видели выше, он называл распределением своих домашних расходов.
Такое распределение было принято без возражений мадемуазель Батистиной. Для этой святой души преосвященный в Дине был в одно и то же время братом и епископом, другом ее по плоти и ее начальником по уставу церкви. Она любила и уважала его от всей души. Когда он молился, она становилась на колени; когда он действовал, она одобряла. Только служанка, мадам Маглуар, немного поворчала. Епископ, как могли заметить, оставил на свои личные расходы всего тысячу франков, составлявшие вместе с пенсией мадемуазель Батистины полторы тысячи франков в год. На эти полторы тысячи жили две старые женщины и старик.
И когда какой-нибудь сельский кюре приезжал в Динь, епископ находил еще возможность угощать его обедом, благодаря строгой экономии мадам Маглуар и мудрой распорядительности мадемуазель Батистины.
Однажды епископ, спустя месяца три после своего назначения в Динь, сказал:
— Однако я очень стеснен!
— Еще бы, — подхватила мадам Маглуар, — ваше преосвященство не потребовали даже ренты, которую департамент обязан выдавать вам на содержание городского экипажа и разъездов по епархии. Все прежние епископы получали эти деньги.
— Вы, мадам Маглуар, совершенно правы.
И он подал требование.
Немного погодя генеральный совет, основываясь на его требовании, постановил выдавать ему три тысячи франков в год под следующей рубрикой: епископу на содержание экипажа, почтовые расходы и пастырские разъезды.
Это возбудило большое неудовольствие у местной буржуазии, и один из сенаторов империи, бывший член совета пятисот, высказавшийся в пользу восемнадцатого брюмера {2} и получивший в городе Дине великолепноесенаторское поместье, — по этому поводу написал конфиденциально министру духовных дел Биго де Преамене негодующую записку, из которой мы заимствуем следующие подлинные строки:
«Расходы на содержание экипажа? К чему экипаж в городке, имеющем не более четырех тысяч жителей? Расходы на разъезды? Во-первых, к чему разъезды? Во-вторых, какие же могут быть почтовые расходы в этой гористой местности? Ездить можно не иначе как верхом. Даже мост на Дюрансе в Шато-Арну с трудом выдерживает телегу, запряженную волами. Все эти священники — народ алчный и сребролюбивый. Этот сначала прикидывался смиренником. Теперь он поступает так же, как и все прочие: ему понадобился экипаж и почтовые прогоны. Ему так же захотелось роскоши, как и остальным епископам. Ах! Уж эти попы. Дела пойдут хорошо, господин граф, только тогда, когда император избавит нас от скуфейников. Долой папу! (В это время отношение к Риму ухудшалось.) Что касается меня, я стою за одного цезаря» и т. д.
Зато этот оклад очень обрадовал мадам Маглуар.
— Вот так прекрасно, — сказала она мадемуазель Батистине, — его преосвященство начал с других, но пришлось вспомнить и о себе. Он распределил все свои пожертвования. Эти три тысячи пойдут на хозяйство. Наконец-то!
В тот же вечер епископ составил следующую смету, врученную им сестре:
На мясной бульон для больных — 1500 фр.
Обществу призрения сирот в Эксе — 250
Обществу призрения сирот в Драгиньяне — 250
Воспитательному дому — 500
Сиротам — 500
Итого 3000 фр.
Таков был бюджет епископа Мириеля.
Что касается случайных епископских сборов с церковных оглашений, разрешений, соборований, проповедей, освящения церквей или часовен, бракосочетаний и проч., то епископ тем неумолимее взимал их с богатых, что раздавал бедным все полученное. Через некоторое время пожертвования посыпались в его руки. Имущие и неимущие стучались в дверь епископа Мириеля, одни — являясь за милостыней, другие — подавая ее. Не прошло и года, как преосвященный сделался кассиром всех благотворителей и всех нуждающихся. Значительные суммы проходили через его руки. Но ничто не могло изменить установленного образа жизни и он не прибавил ничего лишнего к необходимому.
Напротив. Так как внизу всегда более нищеты, чем братской щедрости наверху, все раздавалось, так сказать, ранее, чем успевало поступить; деньги поглощались как вода, пролитая на сухую землю; сколько он ни получил, у него всегда оказывалась недостача. Тогда он урезал себя.
Существует обычай, по которому епископы выставляют в пастырских посланиях и приказах все свои имена, полученные при крещении. Местные бедняки, по дружелюбному инстинкту, избрали из имен епископа то, которое представляло в их глазах смысл, и звали его не иначе как преосвященный Бьенвеню (желанный гость). Мы последуем их примеру и оставим за ним это имя. Впрочем, оно нравилось и самому ему.