А потом он долгое время упрекал себя в глупости и слабости, винил себя в том, что выжил, и в каждой смерти, которую ему пришлось услышать. Теперь он знал, что обязан жизнью только своей стойкости и способности отсекать ту часть своего сознания, которая не могла справиться с подобной травмой. Многие люди по разным причинам старались убедить Кая, что в гибели «Арго» нет его вины, но постичь истину он сумел, только взглянув на ужасную сцену другими глазами.
И вместе с этим осознанием пришло откровение.
Я был там в тот день, когда Хорус поразил Императора.
В этих словах слышно восхищение предательством. Открытый финал. Воин новой луны произнесет эту фразу, и она будет звучать шуткой, но скоро станет пеплом у него на губах, горьким воспоминанием, от которого хочется избавиться. Это одновременно и правда, и ложь. Кровь, пролитая по недоразумению.
Кай видит Красный Терем.
Багряный свет растекается словно масло: густой, тягучий и удушающий. Он окутывает его со всех сторон, пока в мире не остается ничего, кроме крови.
Он бесплотен, или его тело уничтожено. Это невозможно определить.
Красный Терем подобен внутренности пораженного болезнью желудка, он пульсирует алым светом и имеет такую странную форму, что кажется, будто здесь не действуют основные законы физики. Прямые и кривые линии пересекаются и расходятся, образуя уровни, стены и потолок, расположенные под невообразимыми углами друг к другу.
Отовсюду сочится кровь или это только игра его воображения?
Мерцающие красным светом гололиты показывают медленно вращающуюся серебристо-голубоватую планету, в нижних слоях атмосферы которой бушует пламя. Этот мир охвачен войной, и его ничуть не удивляет, что в разрывах сверкающих молниями туч появляются знакомые очертания Нордафриканского континента.
Это атакованная Терра.
Кай не ощущает своего тела, и ничто не может ему подсказать, как он мог оказаться в таком месте. Он стал фрагментом души, обрывком сознания? Пассивным наблюдателем или тем, кто формирует грядущее? Как бы он ни напрягал свои чувства, он не ощущает ни веса, ни плотности.
Вспышка. Время сдвигается.
Он видит так, как видел когда-то — данным от рождения зрением, — но тотчас сожалеет об этом.
Перед ним сцена ужасной резни, настоящая бойня, где рассеченные тела развешаны по стенам, а головы насажены на колья, словно тотемы примитивных дикарей. Ветра нет, но черные полотнища знамен слегка шевелятся, словно в них заключены отвратительные существа, живущие своей собственной жизнью.
Здесь свершилась страшная битва. Или когда-то свершится. Это была — или будет — схватка, какой не знал мир, и космосу еще предстоит осознать ее исход. Этот момент, этот эпохальный рубеж, смещающий положение в Галактике, виден пока только ему одному, но вскоре он прогремит в вечности, словно удар величайшего колокола.
Перед ним история, требующая своего летописца и очевидца.
Разбросанные перед ним тела принадлежали могучим воинам, облаченным в боевые доспехи, но они изуродованы мечами и топорами, пробиты снарядами и разорваны когтями жестоких монстров. Нанесенные повреждения невозможно себе представить: плоть и кость размолоты и смешаны с костным мозгом, тела перекручены и рассечены, словно негодные обрезки туш в лавке мясника. Кай привычен к виду смерти и знает, на какую жестокость способны люди по отношению к себе подобным, но здесь нечто другое.
В этом сражении все окрашено ненавистью, а нет более сильной ненависти, чем бывшая любовь. Эти воины знали друг друга, и в Красном Тереме состоялся не просто бой, это было истребление. Братоубийство в самом худшем и непростительном его виде.
Взгляд Кая блуждает по залу и перемещается к главному очагу сражения, к ступенчатому возвышению, где его поджидает ни с чем не сравнимый ужас. Ему хочется отвести взгляд, избавиться от созерцания жуткого свидетельства, оставленного на ступенях. Инстинкт самосохранения запрещает смотреть в ту сторону под угрозой полного разрушения рассудка.