Предводитель выразил мне доверие, принимая меня за равную, поэтому взгляды, обращённые на меня были уже не те, что в первый день. Одичалые постепенно приучали себя к мысли, что возможно, я стану одной из них.
- Лекарским делом меня заняли с детства, - громко заговорила я, вскинув голову, - Вот уже десять лет, как я изучаю способы помочь человеку или же навредить ему. Тому кому не повезло проглотить чёрный плющ можно лишь посочувствовать. Ведь их ощущения похожи на то, будто голова вот-вот треснет как переспевший фрукт, а кишки словно наматывают на горящую рогатину. Затем пенистая кровавая рвота, судороги, потеря сознания и смерть. Ужасная, мучительная смерть. Которую не заслужил бедный малыш.
- Но которую заслужил отравитель, - вынес вердикт Джона. – Засуньте ему в пасть этот плющ и пусть подыхает. Такая участь ожидает каждого, чьи мерзкие побуждения приведут к смерти одного из наших людей, - сурово и скупо, без выяснения побудившей причины.
- А можно ли Лаванду теперь считать одной из нас? – вдруг выкрикнул Нэш, скрестив руки на груди. Куда-то подевалась и его ухмылочка и самодовольное выражение. Нэш был явно не в духе, брови насуплены, скулы ходуном, на меня не смотрит.
- Слишком мало пройдено и прожито, чтобы ответить на этот вопрос, - бросил Джона. – Но я хочу, чтобы она была одной из нас. Думаю, в ближайшее время эта девушка покажет себя. Сейчас она моя гостья, и если кому-то в голову взбредёт обидеть моего гостя, тот нанесёт оскорбление мне лично. Всем ясно?
Не знаю как всем, но мне было ясно. Что место моё в лазарете под всевидящим оком наблюдателей Джоны.
Глава 6
Почему нигде не видно Темпа? Его отсутствие ещё сильнее омрачало мои мысли. Своим видом Темп каждый раз будто придавал мне сил и надежды, как рука, удерживающая над пропастью. Вот такая сила была у этого парня.
Но грусть слишком отравляла и без того нашу сложную жизнь, поэтому наступив на горло своим фантазиям, мысли нужно было направлять в другое русло.
Хотя бы даже на такое занятие – как мастерить себе украшение. На этом фетише были повёрнуты все островитяне. Каждый пытался выделиться с помощью оригинального браслета или ожерелья. У меня имелось несколько. Дело в том, что некоторые браслеты были недолговечны из-за рассыхающегося или со временем рассыпающегося материала. Кто-то делал браслеты из ракушек, мусора подобранного у берега, фруктовых косточек, зубов, когтей, распиленных на части костей животных. Чем необычнее твои побрякушки – тем больше к тебе интереса со стороны соплеменников.
Нэш как раз застал меня за этим занятием – закусив губу, я терпеливо нанизывала на нитку чёрные семечки муссы с помощью самодельной иглы.
- Вот для чего ты заставляла меня выплёвывать их тебе в ладошку. Придётся слопать ещё не одну сушеную муссу, чтобы закончить браслет, - как-то уж очень натянуто проговорил он.
- Вдруг повезёт, - пожала я плечами, не отрывая глаз.
- Что-то ты сникла.
- Хм, на себя посмотри, - буркнула я, специально не глядя на него. Я даже не знала как называть то, что было между нами. Меня это злило. Приключение? Прихоть? Необходимость? Притяжение? Много можно подобрать слов, но ни одного определяющего.
- Я тут тебе кое-что принёс, если ты конечно изволишь оторвать свой королевский взгляд от дурацких косточек.
- Какой ещё королевский?! – вскинула я тут же голову, наткнувшись на непонятно почему обиженный взгляд чёрных глаз.
У Нэша на коленях стояла самодельная плетёная кошелка, такую обычно держали на домашнем хозяйстве, чтобы носить в ней выстиранное или наоборот грязное белье, хранить вещи, детские игрушки и много ещё чего.
- Это тряпьё моей сестры. Может, что-то подберёшь, потому что вид у тебя не как у гостьи, а как у очень ободранного изгоя. Обычно после смерти одежду и вещи раздают, дефицит в тряпках и всё такое. Но я не смог отдать вещи Руты. Теперь вот хочу, чтобы ты взяла их себе, - проговорил Нэш, то хмурясь, то смущаясь.
И теперь уже он не смотрел мне в глаза, хотя я уставилась на него в упор. Сейчас рядом со мной сидел совсем иной Нэш и я даже представить себе не могла, что этот парень тщательно скрывает в себе подобную заботливость и человеческую теплоту, то что так медленно изживалось из наших душ.