Впоследствии, в 1924 году, после службы психиатром в Николаевском Военном госпитале, профессором Петербургского университета и преподавателем литературы в одной средней школе Петрограда, Андреев жил в санатории неподалеку от Царского Села (в одной комнате с Аскольдовым), где многие из проживавших были духовными детьми новорукоположенного отца Феодора Андреева. Здесь происходили частые религиозные и философские беседы, и отец Федор сам, а Андреев за ним, заметно созревали в строго православном плане своей философии, находя своего прежнего профессора и друга отца Павла Флоренского несколько неправославным и даже в состоянии утонченной духовной прелести. Отец Феодор преподавал догматическое Богословие и литургику на Пастырских курсах, которые были организованы в Петрограде группой профессоров Богословия в противовес двум другим Богословским течениям, остававшимся в городе - "обновленческого" и "либерального" Богословских институтов. Андреев учился в этой настоящей "духовной академии" от 1924 до 1928 года и получил там свою "катакомбную" ученую степень. Вторым лицом, оказавшим церковное влияние на Андреева в это время, был отец Сергий Тихомиров - духовный отец Андреева и Аскольдова. Отец Сергий часто посещал Оптину пустынь и был в духовном единении с ее старцами. После того как и Андреев, и Аскольдов потеряли свои кафедры в университете и стали преподавать в технических училищах и средних школах, они вдвоем стали организовывать религиозно-философские кружки с лучшими из своих учеников, делясь своим развивающимся православным мировоззрением, книгами из своей библиотеки и своим энтузиазмом о важных религиозных вопросах. Из этих групп образовалось в 1926 году "Братство преподобного Серафима Саровского". Выбор Братством именно этого небесного покровителя является признаком направления, в котором шло религиозное развитие его участников.
К 1926 году Андреев уже был основательно знаком с главными православными святоотеческими первоисточниками, под влиянием которых достиг умственной зрелости в Православии. Он также посетил несколько православных монастырей, где у него была возможность воочию увидеть истинное Православие в действии: "Бергсон, Лосский, Аскольдов - вот три ступени моего философского развития. Философского, но не религиозного. На последнем пути у меня были совершенно другие учителя: епископ Феофан Затворник, епископ Игнатий (Брянчанинов), оптинские старцы и приснопамятный отец Иоанн Кронштадтский, а затем - "Добротолюбие" и вообще святоотеческая православная литература. С оптинским старцем Нектарием я был в длительной переписке, а со старцем Досифеем - в личном общении. Дважды я имел личное общение и с отцом Иоанном Кронштадтским. Наученный ими строго-православному духовному методу (если можно так выразиться), я закрепил его незабываемыми впечатлениями от посещения замечательных русских монастырей (Валаам, Соловки, Киево-Печерская лавра, Саров, Дивеево, Оптина пустынь и другие). В результате - мне стал ясным выбор между охранительным Православием отца Иоанна Кронштадтского и "модернизированным" православием Владимира Соловьева и его школы. Не колеблясь, я выбрал первый путь" (Очерки, стр. 304).
Придя к истинному Православию, Андреев, наконец, в паломничестве в Дивеевскую обитель преподобного Серафима пережил то, что он называл своим "духовным рождением". По обычаю дивеевских паломников полагалось пребывать в обители по крайней мере сутки и совершить там правило самого преподобного Серафима: трижды обойти "канавку" Матери Божией, читая особое молитвенное правило по четкам, молясь за всех сродников и близких, а в конце говоря свое самое заветное, самое важное желание, которое обязательно будет исполнено по молитвам паломника. Андреев так описывает свой опыт: "Когда, в конце моего третьего обхода "канавки", я выполнил все правило, пожелал высказать мое заветное желание, со мной произошло нечто чудесное, очевидно, по великой милости преподобного Серафима. Меня вдруг охватила совершенно особенная, спокойная, теплая и благоуханная радость - несомненное убеждение всем существом в существовании Божием и в совершенно реальном с Ним молитвенном общении. И мне стало совершенно ясно и очевидно, что любая просьба о чем-нибудь земном была бы равносильна молитве: Господи, отойди от меня и лиши меня Твоего чудного дара..." И я внутренне горячо обратился к Господу: "Господи, не давай мне ничего, отними от меня все земное благополучие, только не лишай меня радости общения с Тобой, или, если это невозможно сохранить навсегда в нашей жизни, то дай мне память сердечную, дай мне возможность сохранить до смерти воспоминание об этой настоящей блаженной минуте ощущения Твоего Святого Духа"!