21 января (3 февраля) 1930 года, в день святого преподобного Максима Исповедника (день Ангела владыки Максима), мы, врачи, вскладчину купили в нашей лагерной лавке огромную "архиерейскую" фарфоровую чайную чашку, чрезвычайно изящной работы, и торжественно преподнесли ее в подарок дорогому Владыке. Ел Владыка мало, а чай пить любил. Подарок имел большой успех. Весь этот день мы снова провели, как и на Пасху, вместе, в нашей камере, и владыка Виктор много рассказывал нам об интересных подробностях суда над преподобным Максимом Исповедником. "Счастливы Вы, Владыко, что носите имя такого великого небесного покровителя исповедника в настоящее время", - проникновенно-радостно закончил свои рассказы владыка Виктор.
5/18 июля 1930 года, в день преподобного Сергия Радонежского, наши друзья из канцелярии Санитарной части сообщили мне, что я буду ночью арестован и отправлен со "специальным конвоем" в Ленинград, "по новому делу". Предупрежденный, я собрался, попрощался с друзьями, и, не ложась спать, стал ждать ареста. Заслышав в 2 часа ночи шум и шаги внизу (наша камера находилась во втором этаже), я поклонился до земли владыке Максиму (который тоже не спал) и попросил благословить меня и помолиться о том, чтобы Господь послал мне силы для перенесения грядущих скорбей, страданий, а может быть, - пыток и смерти.
Владыка встал с постели, вытянулся во весь свой богатырский рост (мне казалось, что он вырос и стал огромным), медленно благословил меня, трижды облобызал и проникновенно сказал: "Много будет у Вас скорбей и тяжких испытаний, но жизнь Ваша сохранится, и в конце концов вы выйдете на свободу. А вот меня через несколько месяцев тоже арестуют и... расстреляют! Молитесь и Вы за меня, и за живого и, особенно, после смерти".
Предсказания владыки Максима сбылись точно: в декабре 1930 года он был арестован и отвезен в Москву. Русская газета заграницей в 1931 году сообщила следующее: "Ватикан, 30 ноября (Гавас). Только сегодня комиссией Ватикана "Про-Руссиа" получено известие о смерти магистра Максима, православного епископа Серпухова. Епископ Максим был расстрелян 6 июля большевиками за отказ признать митрополита Сергия, примирившегося, как известно, с советской властью".[4]
Упокой, Господи, со святыми, душу раба Твоего Максима, первого катакомбного епископа многострадальной Русской Православной Церкви.
Примечание редактора
Святость епископа-мученика Максима - не только как мученика, но и как человека праведной жизни - сияет ярким светом из этого повествования (текст - на основе публикации в "Православном пути", Джорданвилль, 1951 г.). Недавнее свидетельство о его святости приводит его племянница, живущая в Нью-Йорке. Она спаслась из казавшегося безвыходным положения, несомненно, небесным заступничеством, и она написала: "Я твердо верю, что это произошло, потому что мой дядя молится обо мне пред Господом".
И мы можем верить, что православные христиане имеют сегодня особое небесное заступничество в несчастьях и близящихся испытаниях веры и епископа-мученика Максима, и всего сонма новомучеников безбожного ига.
Святый священномучениче Максиме, моли Бога о нас! Аминь.
3. Александр Якобсон Соловецкий фельдшер Память в соборе Новомучеников 25-го января
"Возненавидели Меня напрасно"
(Ин. 15, 25).
В 1929 году в Соловецком страшном концлагере с конца зимы резко увеличились заболевания цингой, и к весне из 18-ти тысяч заключенных 4-го Отделения СЛОН (Соловецкого лагеря особого назначения), которое помещалось на самом острове Соловки, число больных достигло 5-ти тысяч человек. Мне, заключенному врачу, было предложено, кроме моей обычной работы, взять на себя заведование одним из новых цинготных бараков на 300 человек заключенных. Когда я явился в этот барак, меня встретил молодой фельдшер-еврей с очень красивым одухотворенным лицом. Он оказался студентом-медиком 4-го курса. Иметь такого квалифицированного помощника было большой редкостью и огромным облегчением. Александр Яковлевич Якобсон (так звали этого студента-фельдшера) обошел со мной весь барак и показал всех больных. О каждом он подробно мне рассказал его анамнез и характерные проявления болезни. Больные были все в очень тяжелом состоянии. Кровоточащие и гниющие десны, пораженные язвенным цинготным тингивитом, огромные опухоли суставов, цинготные кровоизлияния в виде синих пятен на конечностях - бросались в глаза при беглом осмотре. При обстоятельном же обследовании у многих оказались тяжелые осложнения на внутренних органах: геморрагические нефриты, плевриты и перикардиты, тяжелые заболевания глаз ("рыбьи глаза" - то есть глаза с красной каемкой вокруг роговицы). Из объяснений фельдшера я понял, что он прекрасно разбирается в симптоматологии болезней и правильно ставит диагнозы и прогнозы. Узнав, что Александр Яковлевич непрерывно работал целые сутки, я отослал его отдохнуть и стал обходить и осматривать больных один.