- Чего же они, сволочи, жаловались! - Перебил меня начальник. - Выявите этих мерзавцев! Я посажу их в карцер!..
- Они не виноваты, - ответил я. - Они ведь не знали условий работы... Они правду сказали Вам, что фельдшер пришел к ним на чердак в 12 часов дня, а врач делал обход у них в 2 часа ночи.
- Так-с, - почесав затылок и зевнув, сказал начальник. - Ну идите!
Выйдя с допроса, я тотчас направился в лазарет-барак. Там я застал начальника санитарной части, врача, который после отбытия срока по уголовному делу (за аборт, окончившийся смертью), остался служить "вольнонаемником".
Начальник санчасти кричал на фельдшера за какие-то непорядки.
- Что за безобразие являться так поздно на работу? - Закричал он на меня.
Я объяснил. Начальник санчасти ушел.
- За что он на Вас рассердился? - Спросил я Александра Яковлевича.
- За то, что здесь сильная вонь... Я объяснил ему, что 90 % больных имеют гниющие язвы. Тогда он закричал: "Молчать!" А тут пришли Вы.
- Идите спать, - сказал я, - и приходите к 6-ти часам вечера.
Мне уже давно хотелось поближе познакомиться и побеседовать по душам с Александром Яковлевичем, но из-за крайней занятости и предельной усталости это долгое время не удавалось.
Однажды, в праздник Рождества Пресвятой Богородицы, мне удалось, под видом инспекторской проверки одного дальнего фельдшерского пункта, устроить командировку себе и Александру Яковлевичу. Рано утром мы пошли с ним из Соловецкого Кремля по Савватиевской дороге и, пройдя несколько километров, зашли в сторону от этой дороги, в сосновый лес. Был чудесный, ясный, теплый осенний день, какие редко бывали в Соловках. Ярким расплавленным золотом горели в лучах солнца березы, огромными пятнами вкрапленные местами в сосновом лесу. Левитановский пейзаж навевал тихую грусть духовной радости Богородичного праздника. Зайдя вглубь леса, мы сели с Александром Яковлевичем на пеньки, и я попросил его рассказать о себе. И вот, что он мне рассказал.
Сын торговца Петербургского Александровского рынка, он рано потерял родителей и самостоятельно стал пробиваться в жизни. Будучи студентом 2-го курса медицинского факультета, он познакомился и подружился с одним геологом, евреем-толстовцем, который увлек его своими рассказами о Л.Н. Толстом и учении толстовцев. На Александра Яковлевича произвели сильное впечатление не Богословские сочинения Толстого, а его повести и рассказы: "Где любовь, там Бог", "Чем люди живы" и другие. Через год, будучи уже студентом 3-го курса, он познакомился с одним старым врачом, который лично знал Л.Н. Толстого. Этот врач, убежденный церковно-православный человек, разъяснил Александру сущность толстовской секты и открыл перед ним "необозримую сокровищницу Православной Церкви". Еще через год Александр Яковлевич крестился и стал православным христианином.
- После крещения, - рассказал о себе Александр Яковлевич, - я не мог равнодушно видеть религиозных евреев. Атеисты-евреи, каких теперь большинство, меня мало интересовали. Но верующие в Бога евреи мне стали казаться просто несчастными заблудившимися людьми, которых я морально был обязан приводить ко Христу. Я спрашивал, почему он не христианин? Почему он не любит Христа?
Споры-проповеди новообращенного еврея стали известны, и Александр Яковлевич был арестован.
- На одной из командировок концлагеря, - рассказывал мне Александр Яковлевич, - где я работал на очень тяжелых общих работах на лесозаготовках, был необычный зверь-начальник. Утром и вечером, перед и после работы он выстраивал заключенных и приказывал петь утреннюю и вечернюю "молитвы": по утрам - Интернационал, а по вечерам какую-то советскую песню, в которой были слова: "Мы, как один, умрем за власть советов!" Все пели. Но я не мог. Я молчал. Обходя строй, начальник заметил, что я молчу, и начал меня бить по лицу. Тогда я запел, громко, неожиданно для самого себя, глядя в небо: "Отче наш, иже еси на небесех!" Зверь-начальник осатанел от злобы и, повалив меня на землю, избил каблуками до бесчувствия. По освобождении из концлагеря я получил "вольную высылку" в Вятку...
- Ну, а как же Вы устроились в Вятке? - спросил я Александра Яковлевича.
- Когда я приехал в Вятку, в совершенно незнакомый мне город, то прежде всего спросил, где находится церковь (тогда еще не все церкви были закрыты), а придя в церковь, спросил, нет ли здесь иконы преподобного Трифона Вятского и когда празднуется его память. Мне указали икону и сказали, что память святого празднуется на следующий день, 8-го октября. Сердце мое захлебнулось от радости, что преподобный Трифон привел меня в свой град к празднику своего собственного дня. Упавши на колени перед иконой Преподобного, я сказал ему, что у меня никого нет знакомых в Вятке, кроме него, что мне не у кого больше просить помощи. Я просил устроить мне в Вятке жизнь и работу. После молитвы на сердце стало просто, легко и тихо-радостно - верный признак, что молитва была услышана. Выйдя из церкви после всенощной, я медленно пошел по главной улице, держа под мышкой свой маленький узелок с вещами.