- Что, касатик, ты из больницы, видно, вышел? - Услышал я вдруг приветливый женский голос. Передо мною остановилась пожилая полная женщина в белом чистом платочке на голове, скромно, чисто и опрятно одетая, глядя на меня ясными добрыми глазами.
- Нет, матушка, - отвечал я, - не из больницы, а из тюрьмы, из концлагеря я только что освободился, и вот выслали в Вятку.
- Что же, за какие преступления ты наказание-то отбывал: за воровство, за грабеж, али за убийство?
- Нет, за то, что в Бога верую и, будучи евреем, Христианство принял, - отвечал я.
Завязался разговор. Она пригласила меня зайти к ней. В комнате у нее было чисто прибрано, а весь угол над кроватью был увешан образами, перед которыми теплились три разноцветных лампадки.
- Завтра Трифона Вятского память, защитника и покровителя нашего города, - сказала женщина и указала на образок Преподобного. Я упал перед ним на колени и заплакал от радостной благодарности. И вот я устроился жить у этой благочестивой вдовы. А через два дня и работу себе нашел - грузчиком. Так прожил я, слава Богу, спокойно, с полгода, а весной снова был арестован, и на этот раз получил уже 10 лет и прибыл на этот святой остров Соловецкий. Теперь мне здесь помогают своими молитвами преподобные Зосима и Савватий".
Молча мы пошли с Александром Яковлевичем дальше вглубь леса и вдруг, совершенно неожиданно, натолкнулись на старенькую полуразрушенную каменную часовенку с заколоченными досками оконцами и дверью. Доски были старые, ветхие и легко оторвались при небольшом усилии. Мы вошли в часовню и увидели на стене старый большой образ Смоленской Божией Матери. Краски на иконе растеклись и обсыпались, и сохранился ясно только лик Владычицы, вернее, даже только Ея благостные очи.
Александр Яковлевич вдруг упал на колени перед этой иконой, подняв обе руки вверх и громким полным голосом запел "Достойно есть яко воистину..." Он допел молитву до конца. У меня что-то перехватило горло и голосом я не мог петь, но вся душа моя пела и ликовала, глядя на две пары очей: благостных - Владычицы Богородицы и умиленных - Александра Яковлевича.
Через месяц после этой прогулки Александр Яковлевич был арестован и увезен неизвестно куда. (Арест заключенного обычно кончался расстрелом.)
Прошло почти 40 лет после этого события, а предо мною часто, ясно, незабываемо ярко всплывает дивная картина молитвы православного еврея-исповедника перед очами иконы Божией Матери и слышится его радостный голос, звучащий несокрушимой верой и пламенным глубоким желанием славословить "Честнейшую Херувим"!
Дополнение редактора
Нам писал профессор Гротов из Рима, что он, будучи на Соловках заключенным по той же статье, что и Иван Михайлович, почти в то же самое время, встречал Александра Яковлевича и тоже был очарован его истинно христианским поведением. Он знал, что его вскоре арестуют. В том же году, за тот же дух истинно христианского смирения его расстреляли, как ненужного и даже опасного для строящегося богоборческого общества бездушных... Но пал коммунизм на дно адово, развалился как нечто ненужное и даже опасное, как зараза, истощающая здоровый организм русского народа. И теперь крайне нужен такой человек, да нет его, выродились герои смиренномудрия! И Русь взывает к духу их прошлого, как к живым, ибо у Бога все живы: "Величаем вас, святые мученики, и чтем честная страдания ваша, яже за Христа претерпели еси! Помогите нам!!!"
А относительно почитания любвеобильного Александра Яковлевича как святого могу сказать следующее. К нам пришла молодая еврейка и просила крещения. К этому ее хорошо подготовил отец Серафим (Роуз) и вдохновил новомучениками, которые тогда недавно были прославлены, и она хотела иметь святого Патрона, одного из них. Она смиренно просила меня ей назначить любого святого в небесные покровители, и я дал ей малоизвестную праведницу Агафью Гомельскую, заморенную голодом в 1939 году. И вот эта святая Агафья начала делать свое дело. В душе новой ревностной православной христианки родилась мысль помогать людям, инвалидам, пожизненно увечным. И вдохновила ее усыновить слепорожденного мальчика, родители которого наотрез отказались от него. Такой подвиг в наше избалованное время вряд ли любой может понести. У нее была духовная мать, Елена Юрьевна Концевич, которая не одобрила идти на такой подвиг богатой, избалованной, разведенной молодой женщине, да уже имеющей сына. Ее новый муж пил, но не препятствовал. Как быть? И вот взмолилась она Пресвятой Богородице, и Та навела мысли опять-таки к новомученикам, благо, что в это время готовилась книга к печати "Russia's Catacomb Saints". И тут Агафья узнала о святом Александре-фельдшере и стала ему молиться, чтобы он дал ей бедного младенца и взял на себя заботу о нем, так как ей самой вряд ли справиться. И он услышал, и взял нового слепого православного христианина на свое попечение, и охраняет его, как святым и подобает. Чтобы мальчик Александр научился почитать иконы и своего небесного покровителя, для него была сделана резная икона Святого, чтобы он ручками "видел" ее и прикладывался, как подобает православному христианину.