"Ваше Святейшество, Богомудрые пастыри,
в эту единственно исключительную и святейшую минуту моей жизни, когда призвание Господа нашего - Гряди ко мне - коснулось и моего крайнего недостоинства, - радость, и трепет, и блаженство, и страдание объемлет убогую мою душу.
Перед мысленным взором моим встают лики святых апостолов, сонмы великих святителей - строителей и распространителей веры и Церкви Христовой на земле. От простого до многообразованного, от многонемощного до крепкого и богатого силами духа - принесли и положили они свою жизнь и все силы на алтарь Христовой любви, дали себя в пищу тому священному огню Христову, которым ныне благодатно пламенеет вся вселенная.
Коснуться и мне сему благодатному Огню, принести и мне мои слабые силы - или, лучше сказать, немощи - алтарю Церкви Вселенской, положить и мне мою жизнь в горнило Христова Пламени, услышать звание Господне на служение столь великому делу Божию и приять возможность ответить на этот зов подвигом высшего "Апостольского" выражения любви и преданности Сладчайшему Архиерею Небесному, - о, как много в этом оснований для радости! Как достаточно этого, чтобы исполниться чувством неизглаголанного сердечного утешения и умиления!..
Но источник такой радости и утешения вместе представляет для меня и источник томящего трепета, опасений, сердечной скорби и страдания. Красота Апостольского подвига, красота высшего выражения любви и преданности Спасителю, высшего служения Церкви Божией на земле - предстает взору моему не как лишь слово, а как истинное дело, как сама живая действительность, вне всяких прикрас мысли и слова. А каких трудов, каких подвигов, каких страданий не дала нам эта действительность в пример, назидание и укрепление! Вот кровавые раны на теле беззаветных пленников любви Христовой - раны, подъятые с незлобивою молитвою за мучителей на устах и в сиянии неземной радости на лице! Вот все ужасы гонений, терзаний, мучений, - все роды и страсти смертей, коими ад покушался поколебать посланников Распятого, усугубляя лишь свое собственное поражение и посорамление!
Вспоминая все это - не по-человечески великое и славное, чем создалась великая и мощная доселе Церковь Христова, невольно спрашиваю я себя: уже ли и я способен понести все это? Ужели и я имею достаточно оснований, достаточно мужества - стать наряду со столь славными воплотителями силы Божией и всего того, что создается силою любви Божией к человеку и силою любви человека к Богу?..
Но мой страх и трепет усиливаются еще более при мысли, что при силах и ревности, далеко не равных Апостольским - современным вождям Церкви Христовой приходится бороться с гораздо более крепкими врагами и преодолевать гораздо более сильные препятствия и трудности своего служения. Святые апостолы имели дело все же с горячим, хотя бы и ложно направленным, стремлением к истине, тогда как нам - в наше время - приходится иметь дело с ожесточенным отрицанием истины и самой даже идеи Живого Бога и Его необходимости для сердца человеческого. При всех темных сторонах, недостатках и ошибках язычество и иудейство древности были все же честным исканием Бога, честным желанием служить Ему, живым и деятельным воплощением жажды общения с Ним. А нынешнее неверие, нынешние всевозможные - и ученые, и невежественные, и противорелигиозные, и противонравственные заблуждения и беснования и вся жизнь общественная - не выражают ли в людях совершенно нежелания знать Бога, нежелания даже допустить бытие Его, а желание - напротив - совершенно освободиться от Него, обойтись без Него, с одними лишь успехами горделивого ума человеческого и культуры?!
В такие-то тяжелые времена, с послушанием приемля возлагаемое на меня волею Божиею новое служение в Церкви Христовой, смиреннейше прошу вас, богомудрые архипастыри, низведите мне вашими святительскими молитвами от Господа сил крепость и силу к достойнейшему прохождению сего великого служения! На главу, покорную зову Божию, да снидет всесильная благодать Духа Божия и да со творит во мне недостойном волю и силу Свою.
Аминь".
С приходом революции силы неверия, чья власть была хорошо знакома иерархам, со всей яростью обрушилась на Русскую Землю, особенно на Православную Церковь, само существование которой было угрозой программе большевизма и укором тем остаткам совести, что еще оставались в обезумевших атеистах. Пока был жив патриарх Тихон, у Церкви был видимый центр единства. Даже когда Патриарх был под арестом, когда отступники "Живой церкви" овладели большинством православных церквей России и "прогрессивная" Константинопольская Церковь признала эту синагогу сатаны Православной Церковью России, подняв ее международный престиж, верующие все-таки, оставаясь со своим Патриархом, оставались православными, и их верность Патриарху сама стала проверкой их православия, и именно это больше, чем что-либо другое, разрушило власть Живой Церкви.