Наконец, за последние несколько лет, начиная со смерти патриарха Алексия в 1971 году, мы видим определенное возрождение самой катакомбной Церкви России. В частности, два "катакомбных документа" 1971 года, предоставляющих нам возможность впервые за сорок лет вникнуть в образ мышления нынешней катакомбной Церкви, который видится вполне трезвым и вовсе не "сектантским" или "фанатичным" (впечатление, подтверждающееся еще и только что изданным катакомбным посланием 1962 года, о существовании которого вообще знали всего лишь несколько человек в Советском Союзе). Свидетельство А. Краснова-Левитина после изгнания из Советского Союза в 1974 году предоставило нам первую настоящую информацию после 1938 года относительно епископата и первых иерархов катакомбной Церкви; а информация, взятая из советской прессы в 1976 году о судебном процессе над архимандритом Геннадием, является самым впечатляющим свидетельством с довоенного времени о действительной деятельности катакомбной Церкви и ее удивительно широкому полю действия. Эти документы содержатся в V части этой книги.
Эту книгу не следует рассматривать как простую "апологию" катакомбной Церкви; мы старались быть несколько "объективнее" этого. Как раз настоящее историческое время, по пятидесятилетию выхода Декларации, послужившей разделению Русской Церкви в ХХ веке, представляется уникальной возможностью "объективно" взглянуть на прошедшие полвека церковной жизни нам, принадлежащим к единственно свободной части Русской Церкви. Душа России сегодня высказывается более ясно, чем когда-либо от самого возникновения сергианства, но боль и трудность этого высказывания делает почти невозможным для находящихся в Советском Союзе полностью понять это послание. В частности, пребывающие в Московской Патриархии все еще находятся внутри "заколдованного круга" унаследованных мнений о церковной организации, которые, возможно, не исчезнут до тех пор, пока не снизойдет понимание, что катакомбная Церковь в России - это, в первую очередь, не противостоящая "церковная организация", требующая смены присяги епископской, но, прежде всего, путевождь в верности Христу, вдохновляет по-иному воспринимать само понятие о Церкви, ее организации, чем преобладающее в большей части православного мира. Это восприятие, возможно, не появится до падения беззаконного режима, но когда это произойдет, сергианская церковная организация и вся ее философия будет сокрушена в прах. В этом свете не будет преувеличением сказать, что будущее России, если ей быть Православной, принадлежит катакомбной Церкви.
В приложении к этому тому была сделана попытка там, где представлены источники истории катакомбной Церкви, указать "уклон" авторов, "сергиане" ли они или "иосифляне". Конечно, с обеих сторон были преувеличения. У будущего историка Русской Церкви, конечно, не будет сомнений (что, впрочем, доказано уже в Истории Церкви, составленной Львом Регельсоном), что иосифляне были правы, а сергиане фатально ошибались. Но значение Катакомбной Церкви заключается не в ее "правоте"; оно заключается в сохранении истинного духа Православия, духа свободы во Христе. Сергианство не просто не право в своем выборе церковной политики, то было нечто гораздо более худшее: то было предательство Христа, основанное на согласии с духом мира сего. Сергианство было тем неизбежным последствием, к которому привела церковная политика, руководимая земной логикой, а не разумом Христовым.
Иван Михайлович Андреев - истинный православный новообращенный из русской интеллигенции Память 17/30 декабря (1976 г.)
На заре XX столетия российская интеллигенция в массе своей отошла от православно-христианских устоев русской жизни. Многообещающие начинания истинно православной философии в середине XIX века (Киреевский, Хомяков), могшие противостать идеям Запада, имели мало последователей. За немногими исключениями (такими, как Константин Леонтьев), российская интеллигенция во второй половине XIX века весьма отдалилась от Православной Церкви, обратившись к западным революционным идеям, пришедшим к материализму и марксизму.