– О моей матери? – переспросил я.
– Да, Хэйтем.
«Она заболела!» – было первой моей мыслью. Меня обдало жгучим чувством вины. Даже голова закружилась. За несколько прошедших недель я не написал матери ни строчки. Я почти не вспоминал о ней.
– Она умерла, Хэйтем, – произнес Реджинальд, опуская глаза. – Неделю назад она упала с лестницы, серьезно повредив спину. Боюсь, она не захотела сражаться за жизнь и сдалась на волю недуга.
Я посмотрел на него. Жгучее чувство вины схлынуло столь же быстро, как накатило, сменившись странным равнодушием.
– Прими мои соболезнования, Хэйтем. – Обветренное лицо Реджинальда сделалось участливым. Такими же были его глаза. – Твоя мать была прекрасной женщиной.
– Все в порядке, – ответил я.
– Мы немедленно отправляемся в Англию. Нужно поспеть к панихиде.
– Конечно.
– Если тебе… что-то нужно, проси без колебаний.
– Спасибо.
– Отныне, Хэйтем, твоей семьей становится орден. Ты можешь обращаться к нам по любому поводу.
– Благодарю.
Чувствовалось, Реджинальду не по себе.
– Если тебе захочется… облегчить горе в словах, ты знаешь, я всегда готов тебя выслушать, – откашлявшись, сказал он.
Его предложение вызвало у меня улыбку, которую я попытался скрыть.
– Спасибо, Реджинальд, но у меня нет потребности в беседе.
– Что ж, прекрасно.
Повисла долгая пауза.
– Задание выполнено? – глядя в сторону, спросил Реджинальд.
– Хуан Ведомир мертв, если ты это имел в виду.
– Его дневник у тебя?
– Боюсь, что нет.
Его лицо вытянулось, затем посуровело. Таким я видел его несколько раз, когда он не знал, что за ним наблюдают.
– Что это значит? – сухо спросил Реджинальд.
– Я убил этого человека, поскольку он предал наше дело, не так ли?
– Конечно, – осторожно согласился Реджинальд, не догадываясь, куда я клоню.
– Тогда какая надобность в его дневнике?
– Записи, которые вел Ведомир, представляют интерес для ордена.
– Почему?
– Видишь ли, Хэйтем, у меня есть основания полагать, что предательство Хуана Ведомира распространялось дальше его отхода от нашего учения. Я склонен думать, что он работал на ассасинов. А теперь прошу тебя, скажи мне правду: ты забрал его записи?
Я вынул из сумки дневник Ведомира и молча протянул Реджинальду. Он подошел к светильнику, раскрыл дневник, торопливо пролистал и тут же захлопнул.
– Ты читал их? – спросил Реджинальд.
– Они зашифрованы, – ответил я.
– Не все, – спокойно возразил Реджинальд.
– Да, ты прав, – кивнул я. – Там были отрывки, которые я сумел прочитать. Его… мысли о жизни. Я прочел их с интересом. Они меня даже отчасти заинтриговали. Я и представить не мог, насколько философия Ведомира совпадает с тем, чему когда-то учил меня отец.
– Вполне это допускаю.
– И тем не менее ты приказал мне убить этого человека?
– Я приказывал тебе убить предателя ордена, а не просто неугодного лично мне человека. Да, Хэйтем, воззрения твоего отца во многом… я бы даже сказал, почти во всем противоречили принципам ордена. Но то, что твой отец не был тамплиером, не уменьшало моего уважения к нему.
Я посмотрел ему прямо в глаза. Может, я ошибался в своих подозрениях?
– А чем дневник Ведомира интересен ордену?
– Разумеется, не рассуждениями покойного о жизни, – улыбнулся Реджинальд, искоса посмотрев на меня. – Ты обнаружил в них сходство с рассуждениями твоего отца. Мы оба знаем, какова наша позиция в этом вопросе. Меня в первую очередь интересуют зашифрованные записи. Если я прав, в них содержатся подробности, касающиеся хранителя ключа.
– Ключа… от чего?
– Всему свое время.
Я разочарованно вздохнул.
– Вначале нужно расшифровать записи, – заметив мою разочарованность, пояснил Реджинальд. – И тогда, если мои предположения подтвердятся, мы сможем начать завершающую стадию операции.
– Какой еще операции?