— Я вас понял, — пробубнил дядя, который, похоже, только начал осознавать, как же сильно он влип.
— Надеюсь, — сказала бабушка. — Потому что второго суда рода не будет. Я просто превращу тебя в горстку пепла и удобрю тобой цветы в моём саду. Что предпочитаешь розы или орхидеи?
Я подумал, что у бабушки улучшилось настроение, раз она пообещала дяде высыпать его пепел на цветы, а не на навозную кучу у конюшни, как раньше.
— Предпочитаю, не становиться горсткой пепла, — ответил тем временем мамин брат.
— Да, это неприятно, — сказала бабушка и сделала едва заметное движение пальцами в сторону дяди Володи.
У Волошина тут же вспыхнула правая рука от кончиков пальцев до локтя. Вспыхнула невероятно ярко, сразу же обуглилась и осыпалась пеплом на пол. Дядя взвыл и замахал остатком руки, после чего тут же принялся накладывать на обрубок заморозку.
— Это чтобы ты понимал, о чём речь, — сказала бабушка.
— Я и без этого бы понял, — простонал дядя Володя.
— Не факт. А теперь у меня больше уверенности, что ты меня не разочаруешь.
— Больше никогда не разочарую, Екатерина Александровна, — еле сдерживая боль, проговорил дядя Володя.
— Жаль, нет шампанского, обмыть нашу замечательную договорённость! — улыбнувшись, сказала бабушка. — На этой радостной ноте, я, пожалуй, покину твой гостеприимный дом.
— А я, пожалуй, задержусь, — сказал отец, — Мне ещё предстоит разобраться с теми, кто позволил себе напасть на меня. Специалисты наши уже приехали, сейчас будем выяснять, кто это такой бесстрашный во дворе стоит в застывшем виде.
После этих слов дядя Володя заметно взгрустнул, но ничего не сказал. Таким грустным и озадаченным мы его и оставили у камина, а сами отправились на первый этаж.
Глава 4
Когда мы вышли во двор, там уже вовсю хозяйничали только что прибывшие бойцы из службы безопасности моего отца. Всех напавших на нас одарённых и простых стрелков уже собрали в одну кучу и готовили к погрузке в спецтранспорт. На каждом задержанном были наручники и контролирующий обруч.
Я не знал, куда их собирались везти, но был уверен: так легко, как дядя Володя они не отделаются. Покушение на главу Петербурга в условиях фактически военного времени можно было считать приговором. И я совершенно не представлял, как дяде удалось подбить этих эльфов на такое. Разве что он им не сказал, кого придётся атаковать. Но это тоже было нереально — такое количество глупых магов и стрелков тоже не так-то просто было найти.
Так или иначе, эти эльфы заслужили очень строгое наказание, и пока их грузили в микроавтобусы с затемнёнными окнами, отец смог выделить немного времени, чтобы попрощаться со мной и бабушкой. Княгине Белозерской отец традиционно поцеловал руку, а меня похлопал по плечу и сказал:
— Молодец! Хорошо держался! Я рад, что мы решили эту проблему. Володя, конечно, неимоверно расстроил, но хорошо, что всё раскрылось. Теперь я буду за ним следить.
— Теперь мы все будем за ним следить, — заметила бабушка улыбнувшись.
— Но что ни делается, всё к лучшему, — снова сказал мне отец. — Скоро у тебя появятся карманные деньги.
— Там такие обороты, что мне придётся очень большой карман для этих денег шить, — ответил я. — Это всё очень неожиданно, я до сих пор не верю, что получил такой невероятный подарок. Спасибо вам!
— Это не подарок, — сказала бабушка. — Это компенсация! Ты её заслужил. В первую очередь тем, что сохранил жизнь этому ничтожеству. Поэтому давай сразу договоримся: относись к своей доле в Володином бизнесе как к заслуженному вознаграждению! Это не он тебе одолжение сделал, а ты ему!
— Я Вас понял, — ответил я.
— Ну если понял, то хорошо, — сказал отец. — Ну и спасибо тебе, что это всё выяснил и помог раскрыть.
— Тебе спасибо, что вошёл в положение по ребятам и согласился помочь.
— Это было нетрудно, тем более, ты сказал, что там есть дети из петербургских семей. Я должен был помочь.
— Молодец, Коленька, там глядишь, и с Романовым помиришься, — то ли с издёвкой, то ли серьёзно произнесла бабушка.
— Мы ведь договаривались не затрагивать никогда эту тему, — нахмурившись, сказал отец.
— Не надо с ним мириться, — сказал я не выдержав. — Он хочет просто поговорить.
— Мне не о чем с ним разговаривать! — отрезал отец. — И я прошу не приплетать его к нашим делам и отношениям. Я твой отец и решил тебе помочь. Тебе, а не Романову! Чтобы твоих друзей смогли спасти. А Романова я убью! Это вопрос решённый! Просто в свете открывшихся обстоятельств я сделаю это чуть позже, чем хотелось бы. Но я это сделаю!
Отец заметно разозлился, но быстро взял себя в руки и сказал уже более спокойным голосом:
— Я не держу зла на людей, в отличие от моего отца. И на орков не держу. Я многих из них уважаю, того же Милютина или Воронцова. Но мы хотим отделиться и жить в своём княжестве. Всего-навсего отделиться и спокойно жить. В нашем новом Петербурге всегда будут рады и людям, и оркам, если они приедут сюда без оружия и злых умыслов. А я всегда буду рад тебе, сынок. Но прежде я решу вопрос с Романовым.
— Или он с тобой, — едко заметила бабушка.
— Или он со мной, — спокойно согласился отец и спросил меня: — Тебе нужна помощь, чтобы добраться до Новгорода?
— Нет, — ответила за меня бабушка. — Я о нём позабочусь.
— Ну тогда, если мы решили все вопросы, я пойду, а то что-то там мои ребята замедлились.
— Вопросов нет, — сказал я. — Но есть просьба.
— Какая? — спросил отец.
— Можно мне увидеться с Машей и Андреем?
— Не вижу причин отказывать тебе в этой просьбе. Завтра как раз выходной, ты можешь провести с братом и сестрой весь день, если они будут не против. Можете вместе куда-нибудь сходить. Я предоставлю вам машину и охрану.
— Не стоит отвлекать твою охрану, — сказала бабушка. — Я дам Роме Ристо. Они заедут утром за Машенькой и Андрюшей и вечером вернут их домой.
— Благодарю! — сказал я. — Но к сожалению, на весь день я не смогу. Я был бы просто счастлив, но не смогу. Я должен вернуться до обеда в Новгород. Передать твой номер князю Воронцову. В одиннадцать мне надо сесть на поезд. Можно я приеду после завтрака буквально на часик, и пообщаюсь с Андреем и Машей дома?
На самом деле я должен был в два часа явиться в кабинет к кесарю, об этом мне сказал Милютин во время телефонного разговора, но я не стал злить отца ещё одним упоминанием Романова.
— Хорошо, приезжай к девяти, если хочешь с ними позавтракать, или сразу после завтрака — в девять сорок, — сказал отец.
Я бы с удовольствием позавтракал с братом и сестрой, но вспомнил, как утром мама не захотела пригласить меня к столу, и решил, что лучше заеду в девять сорок, о чём и сообщил отцу.
— Можно я потом ещё отдельно приеду? — спросил я, набравшись смелости. — Очень хочется с ними куда-нибудь сходить.
— Можно, — сказал отец. — В любой день, когда они не в школе.
Пока мы обсуждали время моего визита, бабушка, помахав отцу ручкой, отправилась к своей машине. Когда мы остались вдвоём, отец сказал:
— Береги себя, сынок!
— Постараюсь, — ответил я. — Ты тоже береги! И себя, и Андрея с Машей, и маму.
— Тоже постараюсь, — сказал отец, улыбнулся и обнял меня, крепко прижал к себе и добавил: — Я горжусь тобой.
— Спасибо, — сказал я. — Мне приятно это слышать.
— А мне приятно это говорить. Ты настоящий Седов-Белозерский, жаль, что твой дед этого так и не понял.
Отец похлопал меня по спине, затем разжал объятия, ещё разок хлопнул по плечу, подмигнул и пошёл к своим бойцам, у которых к этому времени совсем застопорилась посадка задержанных в микроавтобусы. А я направился к бабушкиной машине. Едва я сел в салон, водитель завёл двигатель, и мы поехали в имение княгини Белозерской.
— Вы не сердитесь, что я проголосовал против Вашего решения? — спросил я у бабушки, когда мы выехали на трассу.
— Ты сделал правильный и умный выбор, — ответила бабушка. — Я сама не хотела его убивать. От живого его пользы больше, как ты уже и сам понял. А проблем он тебе больше не доставит.