К Косте надо было сворачивать налево, а ему - направо. "И это хорошо", мелькнуло у него. Он издалека увидел дом с балконами, узнал его, он его представлял по адресу, да знал этот район!.. Перебежал двор, у самого подъезда перегородила дорогу сверкнувшая темно-красная машина - "жигули"-фургон. "Успел, не уехали!" - как ударило его.
Он вбежал в подъезд, глянул номер на первом этаже, про себя просчитал этажи и махнул мимо лифта на пятый этаж: "Еще застряну, - вдруг со страхом подумал он, - так-то ненадежней." Он позвонил задыхаясь, сердце стучало, в пальто было жарко, да и больную руку повернул неловко, опершись о перила. Ему показалось, долго не открывали. Он позвонил еще раз, не отпуская кнопки, потом ударил кулаком - дверь медленно внутрь отворилась, пропуская его.
Коридор был ярко освещен, завален вещами, он только бегло на все это взглянул и обомлел: перед ним, расставив ноги в джинсах, в белой маечке, засученной на крепких литых руках, стоял чернокудрый красавец с бараньими глазами - тот самый, из его ночного бреда - "Ах, это он?.."
- Вот те раз, - изумленно свистнул тот, - сам пожаловал?
- Коля или Вера дома? - спросил Лев Ильич, испугавшись вдруг, что все-таки опоздал.
- Так кого ж вам - Колю или Веру? - не двинулся с места чернокудрый.
Лев Ильич все боясь, что теряет время, шагнул вперед по коридору, но тот поднял руку, преграждая дорогу.
- Не так быстро, чего вам здесь надо?
- Кто там? - услышал Лев Ильич мужской голос за закрытой дверью комнаты.
- Смотри какой гость, - отозвался чернокудрый, - сам приполз, а я думал, придется его искать, чтоб проститься, не уезжать же так, воспитание не позволяет.
Распахнулась дверь комнаты, на пороге стоял Коля Лепендин, голый до пояса, тоже в джинсах с веревкой в руке: "Собираются..." - мелькнуло у Льва Ильича. "Успел, успел", - все так же замороченно думал он.
- Погляди, Николай, каков Ромео...
- Здравствуй, Коля, - шагнул к нему Лев Ильич, но чернокудрый все не отходил и снова поднял руку вровень с грудью Льва Ильича. - Нам нужно поговорить. Вера дома?
- Это еще об чем разговор? - прищурился Коля. - Да у меня и времени нет. Мы сейчас за билетами едем.
- Вот об этом, о билетах... Вера не может, не должна уезжать.
- Чего? - захохотал чернокудрый. - Коль, ты слышишь?
Распахнулась дверь другой комнаты, выскочила Вера в своем черном свитерочке, в джинсах ("Чего это они все в джинсах, как в форме?" - успел подумать Лев Ильич), со стопкой белья, прижимая его подбородком, непричесанная, бледная, увидела Льва Ильича да и шарахнулась обратно.
Чернокудрый шагнул за ней и хлопнул дверью, закрыл, заслонил ее широкой спиной.
- Чего надо? - на этот раз без шутовства, с угрозой спросил он, и в бараньих глазах заплескалось бешенство, злоба.
- Послушай, Коля, - сказал Лев Ильич, - мы с тобой столько лет знакомы, хоть не так уж знаем друг друга, но я б никогда не стал тебя отговаривать, убеждать - у каждого свое право, своя судьба, а что ты ее такой выбрал, пусть Господь тебя судит. Да ты и человек, как я понимаю, четкий в своих действиях... Но Вера... Ты ее лучше меня знаешь, она - вся здесь, всеми корнями, всей душой - наша, она пропадет, замучается, она и сейчас потерялась...
Коля слушал его в полном изумлении, механически наматывая веревку на руку.
- Ты мне поверь, - несло Льва Ильича, куда уж ему было оценить нелепость ситуации. - Тут никакой моей корысти или расчета. То есть, конечно, если бы Вера захотела, я буду счастлив, ты можешь быть уверен, я умру здесь ради нее, все сделаю, чтоб ей быть счастливой. Но она будет дома, она оттает, успокоится, найдет себя, ты не только о себе, о ней подумай - ну куда она, такая до ногтей русская - куда ей ехать?
- Ты что... сбрендил? - хрипло выдохнул Коля Лепендин. - Откуда тебе знать про ее... ногти?
- Да и мальчика, - спешил Лев Ильич, уж совсем обезумев, - разве можно его лишать родины? Ты знаешь, я тут нагляделся на молодых - куда нам, наше дело, верно, уезжать да пропадать, если не... Да нет, не так, не так, но в них, уж точно, вся надежда, в них Россия очнется - разве можно мальчика? Здесь каждый на счету, да и он тебе не простит, как вырастет...
- Что?!. - крикнул Коля. - Какого еще мальчика? Андрюшку моего?.. Саша, ты слышишь? - теперь он спрашивал чернокудрого, все так же изумленно.
- Я-то слышу, я не пойму, зачем тебе это все слушать.
- Понимаешь, Коля, это как над пропастью... - продолжал Лев Ильич, он смутно начал понимать, что делает что-то не то, что все это чудовищно, кроме того, что глупо и бессмысленно, но уже и остановиться не мог. - Она, может, ждет, чтоб ей протянули руку, она падает, понимаешь, падает и...
За спиной чернокудрого раскрылась дверь, он невольно сделал шаг назад и под его рукой проскочил мальчишка - белобрысый, с глазами, как у Веры, чуть с косинкой.
- Здгавствуйте... - сказал он, не выговаривая "р". - Папа, ну газгеши, я возьму атлас СССР и наши сказки? Мама говогит, что можно, что там их не найти...
Чернокудрый поймал его за воротник, отшвырнул в комнату и снова захлопнул дверь.
- Ты просто городской сумасшедший, - сказал Коля Лепендин, - убирайся вон отсюда. Я б, может, и поговорил с тобой, руки чешутся, да у меня время считано. Вот уж номер на закуску...
Он повернулся голой спиной и пошел в комнату.
- Да тебе и нельзя, - весело сказал чернокудрый, - личный момент, как же! Тут все чисто должно быть. А вот у меня с ним разговор простой и право есть. Свое собственное. Наше. Я его еще тогда, как Валерия провожали, для себя выбрал, память-то надо оставить, а уж в нем все сходится... - и шагнул от двери.
Лев Ильич уже опомнился, сообразил, понял, что будет дальше. Так уж такое нелепое предприятие и должно было закончиться какой-нибудь нелепостью, дикостью. Он и в детстве не был драчуном, так, случалось, вынуждали, да и не умел, верно, драться, но когда очень становилось обидно, когда его охватывало бешенство, тут его бывало трудно остановить, все-таки и вес был, и отчаянность в нем поднималась. Но сейчас-то какая была обида, на себя разве? Откуда бешенству взяться, отчаянности...
Он впервые всмотрелся, увидел чернокудрого: "Саша его зовут, что ли?" Тот внимательно глядел на Льва Ильича, веселая злоба играла в глазах. "Ишь коммандос..." - мелькнуло у Льва Ильича.
И тут у того за спиной снова распахнулась дверь: Вера - белая, как стена, стояла на пороге, прижав руки к груди.
Лев Ильич на мгновение оторвался от Саши, краем глаза только следил, ждал - не ему же первому было бить. Но так и не уследил, тот и половчей был, умелый, да и всерьез, сам же сказал, готовился, раз давно его выбрал. Он и не видел его руки, не ждал отсюда - тот ударил левой, резко, точно, и Лев Ильич упал бы, если б не дверь, у которой стоял, медленно стал сползать, услышал, как Вера сдавленно вскрикнула, отшатнулась в комнату, захлопнула дверь, и удивился, что так и нет в нем ни обиды, ни злобы - ничего того, что заставляло его кидаться в драку. И тогда Саша ударил его правой.
Он, видно, на мгновение потерял сознание, потому что вдруг увидел возле себя Колю Лепендина, все с той же веревкой, а когда тот подошел, не заметил. "Уж не свяжут ли?" - усмехнулся он, пытаясь улыбнуться, и не смог раздвинуть разбитые губы.
- Будет, Саша, только этого нам сейчас недоставало... - сказал Коля Лепендин. - Да он уж готов. Сбрызни его водичкой...
- Может еще добавить? - спросил Саша. - Чтоб запомнил, чтоб нас вспомнил, когда его тут православными сапогами будут топтать...
- Будет, - повторил Коля, глядя в глаза Льву Ильичу, все с тем же застывшим у него в глазах удивлением.
Саша отошел, тут же вернулся, выплеснул в лицо Льву Ильичу кружку воды, открыл дверь, приподнял его и вышвырнул обмякшее тело на лестничную площадку. Потом рядом с ним шлепнулся его портфель.
Дверь захлопнулась.
15
Лев Ильич полулежал, привалившись к бетонной стене на площадке лестницы, свесив ноги на две ступеньки. Все плыло перед глазами, а мысли были спокойные, медленно сменяли одна другую, поворачивались перед ним, он с разных сторон их рассматривал, взвешивал и только тогда отпускал. Будто он сделал уже свое дело, а теперь, наконец, торопиться было совсем некуда.