- Господи! - вырвалось у Льва Ильича. - А я вчера и не знаю зачем - да нет, знаю, знаю! - вас вспомнил... Кирюша!.. - он вскочил со стула и кинулся к нему. - Кирюша!..
- Ну вот, слава тебе, Господи, разобрались, - улыбался хозяин.
Они поцеловались, Лев Ильич все руки его никак не отпускал.
- Да как же так, а я ведь ни разу и не искал вас!..
- Ну, так и я вас не искал. Квиты. А Федор-то Иваныч...
- Какой Федор Иваныч?.. А...
- Десять лет как схоронили. Марья Петровна при вас еще жива была? Ну да, она еще с полгода после вас промаялась. А он, видите, сколько еще прожил, хоть постарше ее был лет как бы не на пятнадцать...
Лев Ильич вспомнил, все он теперь вспомнил. И себя, горящего, как свеча, от своего безысходного горя, и Федора Иваныча с голубыми глазами на изрезанном коричневыми морщинами лице, и его руки - широкие, корявые руки могильщика с въевшейся в них глиной. И то, с каким ужасом он глядел на эти руки, будто та глина его была, с той самой могилы. Как тот рассказывал ему о себе, разные истории, думал, верно, чужая беда его остановит, про свою заставит забыть - да куда там, он только своим и упивался. Тогда-то вот Кирюшу он и заметил. Тихий такой, длинный, нескладный подросток, сидел все с книжкой, школьник, чужой будто в той комнатушке, где на широкой кровати трудно умирала женщина, а в окошко глядели кресты... Вспомнил Лев Ильич ту историю. Пришла раз на кладбище женщина, проведать могилку - самое время было, тридцатые годы, с Федором Иванычем договорились о той могилке, оставила ему деньги, чтоб следил, - сама мол, уезжает надолго, он и не понял, куда да зачем; что ему за дело, присмотр, велика обязанность, все равно тут. С ребенком пришла трехлетним, мне, говорит, еще туда-сюда сбегать, проездом, мол, в Москве, а поезд вечером, пусть мальчонка у вас побудет. И на это Федор Иваныч согласился - почему не помочь. Да и не вернулась. А мальчик тот не ее был, она рассказала Федору Иванычу, успела. Только ему все равно в голову бы не зашло, что так может обернуться. У них в Ростове - вот они откуда - посадили священника, потом забрали попадью, а мальчика она успела отдать сестре, как за ней пришли, или сами его не взяли. А потом и ту сестру замели - все вычищали под корень, мальчонка и остался соседям. И уж никакой жизни в Ростове не стало, друг друга боялись, молчи, мол, пока цел. Она тоже, эта женщина, была не тамошняя - из Москвы, что ли, беглая, что-то за ней водилось, путанная история. Но Федор Иваныч слушал в полуха, ему ни к чему она была, он наслушался веселых кладбищенских историй. Так ли, не так, но паренек у него остался. Детей у них не было, они и не усыновили его, остерегались, уж больно время было хитрое, как-то там записали, оформили, он и жил под их фамилией - сын и сын. Да и Льву Ильичу та история тогда была ни к чему, ему все онавиделась, как тепло из нее в его руках уходило, он все на руки Федору Иванычу глядел... Никогда не вспоминал, а этот вон как его запомнил...
- Ну и что ж... вы, - споткнулся на его имени Лев Ильич.
- Видите, как, - улыбнулся Кирилл Сергеич, - живу. Федора Иваныча схоронили недалеко от вашей могилки - давно не были?.. Мы там кусты насадили сирень, смородина... Да разное у меня было, как у всех, а потом выправился, академию кончил, женился. Третий год здесь служу.
- Кем... служите? - все не понимал Лев Ильич.
- Да батюшка он, Господи! - не выдержала Маша. - Какой тебе, Веруша, непонятливый мужичонка достался! Батюшка наш - отец Кирилл, а для меня еще милый Кирюша, правда, нет?
- Чудеса какие-то, - сказал Лев Ильич. - То есть, не в том, что вы священник, хоть и это... для меня удивительно. Но вот как, почему, зачем? вот что мне хочется для самого себя понять! Зачем я вдруг оказался у вас? И ведь не думал, кто б сказал, не поверил - как это происходит? Да к тому же второй день у меня все словно б и идет к этому! - Лев Ильич разгорячился, на него всегда первая рюмка сильно действовала, потом приходил в себя. - Мы с Верочкой вчера утром встретились в поезде, еще там один - третий, оказался, и понимаете... Кирилл Сергеич, все у нас разговор и вся моя жизнь - она с тех пор, со вчера, - беспрерывно вокруг всех этих, как сказать, проблем. Я и думал-то о них - так, к случаю, необязательному разговору. А ночью, сегодняшним утром я было совсем до стенки дошел... Хорошо за Верочку уцепился. И вот в довершение всего я у вас, а вы... Чудо, что ли, или меня кто-то за руку ведет?.. Вы меня извините, - опомнился Лев Ильич, оборотясь к хозяйке, что-то я разоткровенничался, а у вас праздник, я вам настроение порчу...
- Бог с вами, - сказала Дуся, - я ж сказала вам, как рады, что вы пришли. Мне Кирюша рассказывал о вашем горе и о том, как вы убивались, я словно давно вас знаю. Вон сколько времени прошло, вы мне все таким, как раньше, молоденьким виделись, а теперь вы вон какой - зрелый человек... Только блины мои вам будто и не нравятся - не жалуете.
- Да что вы, - покраснел от чего-то Лев Ильич, - я только и делаю - ем... Правда, разговариваю много...
- Лев Ильич, - спросила Вера; она до сего все молчала, внимательно слушала и улыбалась, спокойней она тут стала, ушла сдерживаемая нервность, которую все время чувствовал в ней Лев Ильич, - Лев Ильич, а мы только что с вами... Я вам про это и говорила - помните? что вы все вокруг ходите не случайно - вот и пришли. Как же в чудо не поверить!
- Это вот он - такой-то, в чудо не верит? Да что ты, Веруша! - Маша тем временем разливала водку из штофа. - Я как его первый раз замерзшего, тихого разглядела у себя в столовой - я их, таких скромных евреев - во как люблю! Они, евреи, бывают нахальные и такие, это как совсем разная нация...
- Маша, Маша, - нахмурился Кирилл Сергеич.
- Ну что ты меня все останавливаешь, батюшка? Я правду говорю. Они, тихие-то такие, самые душевные, а для нашего женского пола особенно сладкие. Им ли в чудеса не верить!
- Маша, ты, конечно, именинница, - сказал Кирилл Сергеич,- вроде бы здесь хозяйка, но не расходись.
- А что я, обижаю, что ль, кого? У них другая сила - она в таком упрямстве - не сдвинешь, все равно по-своему сделают, а посмотришь, его можно руками мять.
- Откуда опыт такой, знание? - улыбнулся Кирилл Сергеич.
- Обыкновенно откуда - из жизненной практики. Повидала.
Кирилл Сергеич только руками развел.
- А вот вы... насчет чуда... - спросил Лев Ильич, ему таким важным показалось все, о чем тут говорили, он так привык к застольному разговору, безо всякого смысла и дела: надо ж как, удивлялся он про себя, жизнь и за рюмкой с блинами продолжается! - Я понимаю и буду еще думать о нашей чудесной встрече, и такой важной для меня - с Верочкой вчера в поезде, и об этих днях, что-то во мне уже изменивших. Но это, как бы сказать, чудеса метафорические, они - хочешь, за чудо посчитай, а не хочешь - все ж обыкновенно: встретились, разговорились, квартиру пришли нанимать, а тут именины - случай!.. Ну а реальные чудеса - их христианство отрицает? То есть, от чуда ведь и Христос отказался - не сошел с Креста, от искушения, то есть... Ну было, было, заспешил он, показалось, сейчас его поправят, - знаю, были и чудеса: и Лазарь, и бесноватые, и пять хлебов - тоже, говорят, метафора, символика, ну были в те первые века и со святыми чудеса. А в наше время - или это потом, не при жизни узнается? Но ведь потом не отличишь легенду от реальности?.. Я очень нескладно, темно это выражаю? - смутился он.
- Нет, отчего же, - сказал Кирилл Сергеич. - Мне кажется, я вас понял. Хотя это и не простой вопрос. И Фома-апостол тем же мучился, если помните, не уверовал, пока свои персты в Его раны не вложил. Конечно, когда человек живет с верой, у него совсем иное отношение к жизни, как бы другое зрение, ему постоянно открывается чудесное, ну, в каждой мелочи, мимо которой люди обычно проходят, не замечают... Хотя бы то, о чем вы только что говорили: вчерашняя встреча, сегодняшняя - случайность, стечение обстоятельств - пошел бы налево, а не направо, заглянул бы в другую столовую - может быть, и не встретились. Ну а поверь вы в то, что в жизни ничего такого бессмысленного не происходит, что все волосы у нас на голове сосчитаны и каждый наш шаг наперед известен, хотя и полная свобода у вас при этом существует - между злом и добром, я имею в виду. Он потому, верно вы сказали, и с Креста не сошел, чтоб навсегда вам эту свободу оставить.