Он теперь, уже трезвея, огляделся вокруг. Комната была небольшая, уютная, хоть и не слишком жилая. Форма, что ли, приятная - квадратная такая комнатушка об одно широкое окошко. Он сидел на пружинном матрасе, брошенном прямо на пол. У окна правый угол весь в иконах - с полу до потолка был устроен иконостас, а сверху, с крюка спускалась лампада на цепях. Теплился огонек. Другой угол завален книгами. А мебели словно бы никакой - маленький кухонный стол, да не новый - современный, под пластиком, - а старенький, такие теперь валяются по помойкам - и на нем книги, рукописи, и венский стул с обгрызенными ножками вот и вся мебель.
- Богато живете, - сказал Лев Ильич.
Костя не ответил. Он все такой же был - застегнутый, чинный, сидел на своем венском стуле, сигаретку курил. "А как все-таки он меня скрутил лихо, вспомнил Лев Ильич, молодец какой! Что б я еще там натворил? Да уж и так достаточно - что еще, убил бы? Или они б милицию вызвали? Могли б вызвать..."
- А что, Костя, мой друг серьезный специалист - ну в своей области я имею в виду? Я-то и не читал его сочинений.
- Три копейки цена. Библиотека у него хорошая. Даже уникальная. И книжки легко дает... Вас, вроде, отпустило? А то я уж думал, что с вами делать?.. Специалист! Это такая странная советская порода - я их про себя называю клопами, промышляющими на русской культуре. Вы действительно думаете, что ваш ученый друг много знает? Что за знания - какой в них смысл? По мне так лучше ваша живая путаница, нежели его основательность - к чему она приложима? Он вроде бы все прочел и все знает-помнит. Причем, вишь, какой высокой культурой окармливается - да не в коня, выходит, корм. Он не хочет, да на деле и не способен признать христианскую истину - она все его мироощущение в корне отрицает. Но тем не менее все свои умствования и построения основывает именно на христианских идеях. Вот в чем фокус этой новой породы. Понятия вечности, смирения, отрицания мира - это все для него, верно вы сказали, Вавилонская башня, а отсюда и жалкий национализм, настоенный вроде бы на православии, но настолько ему чуждый, как и иудаизм, скажем. И тем не менее, заметьте, токует, он и академиком станет, и авторитет будет - как же, защитник и глашатай русской духовной культуры! И вот тут интересно, если б я занимался социальными или общественными науками, непременно бы исследовал этот феномен в чем тут дело? По сути ведь нет в мире силы, принципиально более враждебной этому режиму. Христианство в корне, бесповоротно изменяет не только внутреннюю - всю внешнюю жизнь человека, он неминуемо становится в оппозицию к любому политическому строю, потому что этот строй обязательно стесняет духовную свободу человека, хотя до внешних преобразований христианству, конечно, нет дела. Но это - если власть имеет дело с истинным христианином, с верностью идеалу. Но когда остается одна шелуха, слова, под которыми ничего нет - тут и происходит сближение, причем на почве самой внешней - ненависть к интеллигенции, к инакомыслящим, к тем же евреям. И эта нищета мысли, эта внешность куда как удобна власти, выгодна, самое оголтелое человеконенавистничество прикрывается тут видимостью чуть ли не нравственных идеалов - патриотизм, народность, история, культура. И тут Бог знает до чего можно дойти - да уж было, слава те Господи - вплоть до сталинских развлечений. Что говорить, не сейчас это произошло - сто лет назад, больше, завязался этот страшный конфликт, вся русская культура им перепутана. А сегодня это, пожалуй, единственный случай, когда на культуре можно подзаработать, и неплохо, как видите. Стол-то какой? А что до ветчины - помните анекдот про Филарета Московского?.. Как он, тоже так вот, в Великий пост пришел в дом, а там курица на столе. Хозяева, естественно, чуть не в обмороке. А он спокойненько так прошествовал к столу, ножку отломил и с аппетитом, похваливает... А вы как-то странно развиваетесь - быстро, но... Я с любопытством наблюдаю за вами - от встречи к встрече - откуда такая ортодоксальность? - интеллигент, из гуманизма, да еще с еврейскими комплексами - правее папы?
- Это уж не вы ль - папа?
- Тяжко вам придется, Лев Ильич. Я раньше думал, обойдется, укрепитесь, укоренитесь, если, конечно, вас какой-нибудь отец Кирилл не собьет. Но теперь понял - чем дальше, тем все хуже будет.
- Куда уж хуже, - сказал Лев Ильич, - тут такая карусель... - его опять начинало трясти. И Костя как-то странно сидел, и что-то в голове у него путалось - зачем он попал сюда, почему вдруг именно Костя его спас? Да и спас ли, так ли это называется? От чего спас - он уже и позабыл. Да и говорит вроде разумно, не согласиться нельзя, или что-то не сообразил Лев Ильич, но ведь помнил он, помнил, что именно Костя завел его совсем не туда - неделя только прошла... - Значит, в пост курицу с ветчиной не возбраняется, особенно, если заел горчицей - или Филарет без горчицы сжевал, чтоб хозяев не огорчать, молчит про то анекдотец?.. Значит, на православии можно и в погроме подработать, и у атеистов, - если предложить им идейку в традиции? Стерилизовать евреев для предохранения от загрязнения крови - за это можно академика получить? А Филарет Московский, если мне память не изменяет, один из столпов нашего православия? Или... А Флоренский... скажите, а Флоренский? Вы скажите мне только это, Костя, правду скажите, не солгите, а, Костя?.. - Льву Ильичу показалось, он повис, одной рукой еще цепляется, чуть держится за проволочку. Он видел, как она посверкивает перед глазами: медная, что ль, слабенькая... - мелькнуло у него. А если оборвется - там уж внизу развеселая шла гульба, знал Лев Ильич, что его там ждет.
- Да что вы заклинились на Флоренском? "Столп" этот, который вас, вижу, в такой восторг привел, - это вы у отца Кирилла, что ль, прочли, то, что я принес? Декадентские измышления, юношеские во многом. Не зря он потом в ГОЭЛРО служил, в те самые годы, когда в русских церквах комиссары из поповских детей - вот она благодать-то наследственная! - православный народ причащали самогоном, а Матерь Божию привечали матюгом...
- А... то, что он... Саша там говорил, он действительно... Флоренского цитировал?.. - тоненько так звенела проволочка в душе Льва Ильича: а за что ему еще оставалось цепляться - пустой он был внутри, такая черная зияющая пустота.
- Это всего лишь смешной эпизод. Существует такая переписка Розанова с Флоренским. Ну они там друг перед другом изощряются в ерничестве. Флоренский-то поглубже будет, то есть, остается при этом верующим, а уж Розанов - тот спокойненько сигает в ту яму, смелости ему не занимать. Знаете что, Лев Ильич, я сейчас как хозяин проявлюсь, ложитесь-ка, завтра поговорим вы совсем не в себе.
Он вышел из комнаты, тут же вернулся, притащил коврик, шубу, бросил все это на пол, а Льву Ильичу положил на матрас одеяло и подушку.
- Ложитесь, а я здесь, мне удобней на полу. Да я и хозяин. Спите, а я сейчас свет потушу...
- Значит, это он его цитировал? - спросил Лев Ильич. - Вы мне скажите, это его слова?
- Какие слова? Про то, что еврейская кровь замутила весь мир и что средство одно - оскопление?
- Да! - вырвалось у Льва Ильича: ломалась и трещала у него в пальцах та проволочка.
- Но он же добавил при этом, Флоренский, что это средство годится лишь при условии нашего отречения от христианства.
- Добавил! - захохотал Лев Ильич. - Неужто добавил? Ах, душка какой, прелесть-то наша - Столп! Добавил! Во как жиды допекли! Чего ж еще от советского православия ждать?.. Да пропади они все пропадом!..
И он разжал пальцы, и ухнул вниз, и все закричало в нем, и вокруг него, и он поразился даже, какое это наслаждение - губить себя, гробить - ему и с женщиной так никогда самозабвенно-отчаянно не было. "Эх!.." - кричало в нем.
... Такой странный свет был в комнате, Лев Ильич все понять не мог, откуда он падает - не из окна, вроде бы. Лампадка чуть освещала иконы перед собой лики не разобрать, а свет словно бы снизу, рассеивался из-под стула, на котором по-прежнему восседал Костя, а сам был в темноте. Странно как-то сидел, знакомо-странно: верхом на стуле, ноги выбросил вперед, переплел, а руки, видно, назад спрятал. Лицо Лев Ильич с трудом различал, но явно ухмылялся, зубы скалил.