- Чего смеешься? Доволен? - спросил Лев Ильич.
- Да, много ты мне сегодня доставил удовольствия, я хоть и ожидал чего-то такого, но - спасибо, утешил!
- Ты мне такую штуку разъясни, - Лев Ильич рад был, что он его больше не гонит спать, какой сон, когда поговорить охота, - как ты вдруг оказался у Сашуни и как раз в тот момент, как я зашел - ну не специально ли, признайся?
- Да уж как не специально. За тобой и притащился.
- Так и думал, дрожь пробрала, как тебя увидел. А почему вдруг притащился? Что за надобность такая, забота обо мне? - Лев Ильич знал, что он ответит, но мучительно-сладко было, чтоб он подтвердил его ожидания.
- Фу, какой прилипчивый! Даже и недостойно тебя. Элементарный ход. Я притащился! Скажешь тоже. Это ты ко мне бежишь, вон, с самого того воскресенья, как с отцом Кириллом рассоплился. Прямо с того момента и кинулся ко мне бежать, и в ресторан, и на похоронах, на поминках, с Танюшей чуть было не позабавился, Лидочку пощупал - ну а дальше, когда в тебе еврей заговорил, а тут еще кровь...
- Какая кровь? - Лев Ильич даже глаза закрыл от сладкого ужаса.
- Да ладно уж со мной кокетничать - "какая"! С одной стороны, все человечество запакостили своей кровью, а с другой - квас-то как тебя ловко облапошил! Чья доченька - еврейка или русская?
- Она моя, - сказал Лев Ильич. - Пусть трижды его кровь, я не мальчик, ты уж так-то не забывайся. Это я бы раньше себе голову на этом разбил, а теперь, в пятьдесят лет, кое-что понимаю про жизнь. Да я про это и думать не хочу, не то чтоб с тобой разговаривать.
- Однако говоришь. Вот тебе и русский Иван. Ты его всегда за человека не считал, так, для некоего допинга возле себя придерживал, а оказалось - это он тебя, а не ты его. Вернее, он ее, а уж тебя и не знаю кто...
- Я ведь могу и морду набить, - сказал Лев Ильич, только лень ему было шевелиться.
- Да брось ты, морду! Чтоб ты драться начал, тебя долго надо заводить. Другой бы на твоем месте после первого же "здравствуй" - "прощай" сказал. А ты ждал, пока полную рожу не наплевали - за негров, вишь, обиделся. А чего за евреев не обижался? Ты кто будешь по нации?
- Православный я, - сказал Лев Ильич.
Костя расхохотался.
- Ну, уморил! Как ты сказал?.. Ну не уникальный ли ты экспонат, прямо в окна ТАСС тебя выставлять на всеобщее обозрение, даже никакой подтекстовочки сочинять не нужно! Тому пареньку в ковбоечке внушал, что русский - Пушкин, бережок с осокой; старику, давно из ума выжившему, прямо для душегубки! верно, православным представился, со смирением принимал поношения - да ведь и от трусости тоже! Перед поганым актеришкой эдаким мудрецом изгилялся, у Танюши в спаленке все праотцев вспоминал; дома матадором прикинулся - настоящим мужчиной. А у своего профессора оказался нормальным жиденком - за русскую культуру все цеплялся, лучше бы Бар-Кохбой фигурял! Ну кто ты такой после всего этого?
- Я тебе сказал, - Лев Ильич начал сердиться. - Ты меня не собьешь второй раз!
- Во второй раз? Да тебя и сбивать не нужно. Ты сам давно сбился. У меня такой легкой командировки сроду не бывало, всегда мозгами приходилось шевелить, а тут день приезда - день отъезда - деньги на бочку.
- Много ль за меня получишь?
- Да знаешь, как ни странно, ты там - у нас ценишься: евреи, перекрасившиеся в православие, нынче в цене. Потому, если с тобой поработать, мозги тебе прочистить - а тут, как ты видишь, труда много не надо - ты такое в этой церкви натворишь, ну что ты, этому Саше и не снилось! Да ему плевать, это все словоблудие под ветчинку, что он, за православие, что ль, переживает? Ты много кой-чего можешь натворить.
- Скучно с тобой, - Льву Ильичу, и верно, стало вдруг скучно.
- Ничего. "Вся тварь разумная скучает", - как классик по близкому поводу заметил. И кто верит, и кто не верит, и кто насладился, и кто не успел, и всяк зевает да живет - всех вас гроб, зевая, ждет!
- Ну вот, я думал, ты что-нибудь новенькое скажешь, только мне от тебя стихов недоставало. Ты мне еще про запах повтори.
- А что? Признайся, тебя ж не Флоренский с ног сбил, не за негров ты вступился - тебя этот запах и сокрушил. Это, между прочим, закон художества нелепость, она гораздо сильнее действует, ее и опровергнуть невозможно. Ну как ты опровергнешь? Нет, мол, ничем я не пахну - понюхайте! А он принюхается и скажет, извиняюсь, мол, не хочу вас огорчать, но - пахнет, и мне тот запах омерзителен. Вот ты и проиграл.
- Да я и говорить про это не хочу.
- Да все ты врешь - хочешь. Ну давай об заклад побьемся, что будешь разговаривать?
- Какой же заклад, когда мне и ставить нечего. Весь я перед тобой. Разве ботинки рваные.
- Так-то самоуничижаться едва ли уж и следует. Перебор.
А душа твоя бессмертная - она чего-то стоит, или ты и в этом усомнился по причине, так сказать, обонятельной? "Нюхает - знакомый дух!"
- Это еще откуда?
- Здрасьте! Русский, бережок с осокой - ты уж вроде своего академика всех перечисляешь, щеголяешь эрудицией, а сами тексты не читаешь, что ли? Пушкина не узнал?
- Ну ты еще Баркова вспомни.
- Фи! - как сказала бы мама Александра Юрьевича. Пушкин, он всегда Пушкин, хоть про царя Никиту, хоть про Матерь Божию...
- Так и знал, что кончишь ты пошлостью.
- Нет уж, извини. У нас разговор вполне серьезный, я не зря, готовясь к командировке, перелистал всего классика. Что, думаешь, так просто цитирую, эрудицией тебя намереваюсь подавить - я не твой профессор. Оставим-ка мы Александра Юрьевича в покое, там еще папенька несомненно подрабатывал на атеизме - что ж требовать от его несчастного отпрыска, когда ему главное поддержать тот уровень, чтоб маменька и не заметила, что папеньки давно нет на ветчину от Елисеева надо заработать? Да и отца Павла великую тень не будем тревожить. Когда вокруг идет гульба и, говоря словами того же поэта, два яблока, что висят на ветке дивной, дверьми зажимают или могут невзначай наступить на них сапогом - тут уж не только в ГОЭЛРО кинешься! Судить нам не велено. Но вот наш гений, шалун, он-то уж с молодых ногтей ходил к причастию, на позлащенные оклады любовался, елеем да мирром его умащали. Он ведь и Святых Отцов почитывал, и в историю государства российского погружался - для него это никогда не было пустым звуком, в обморок не впадал, чтоб потом оживать, как некоторые его коллеги из выкрестов. Вот где фокус, или, говоря по-научней, православный феномен. Одной рукой, так сказать, "Отцы пустынники и жены непорочны", а другой - "меж милых ног супруги молодой" - вот чему удивляться! Ну представь себе, уж непременно по воскресеньям к обедне, в пост - говенье, высокие споры с Чаадаевым, Гоголем, тем же Киреевским, размышления, уж наверное, хоть и не нашел у него, про богоносность - "спасенья верный путь и тесные врата". Не Саше твоему, одним словом, чета - умнейший муж России. И прочее, и прочее, и прочее. И вдруг - да не мальчиком, не в лицее - в расцвете: "Иосифа печальная супруга", "ленивый муж своею старой лейкой", "легкий перст касается игриво до милых тайн", "невинности последний крик и стон", "от матери проказливая дочь берет урок стыдливости покорной и мнимых мук, и с робостью притворной играет роль в решительную ночь", "грешит прелестна и томна", мохнатый белокрылый голубок "над розою садится и дрожит, клюет ее, колышется, вертится, и носиком, и ножками трудится", и то как "колени сжав, еврейка закричала", и то, как досталася "в один и тот же день лукавому, архангелу и Богу"... Что, как дети говорят, умылся? Это все знаешь про кого стишки - напомнить? - про Матерь Божию!
- Я не пойму, хоть все это и омерзительно, ушел бы, да сил нет вставать и деваться некуда, не пойму, зачем ты меня этим травишь - пакостью этой?
- Ах, не понятно! Ах, какие мы добродетельные да благочестивые, ну прямо Танюша - вот-вот из-за стола вспорхнешь!.. А затем, хотя бы, что твоя трагедия - чепуха! Подумаешь, страдания - твоя дочь или твоего друга, русская или еврейская у ней кровь - все равно она твоя, а прочее для тебя неважно, ты ж в душе интернационалист! А здесь: Всевышний-то "как водится, потом признал своим еврейской девы сына"!.. Что скажешь? А ведь не Евтушенко какой-нибудь сочинил, не из нынешних еврейчиков - героев-безбожников с русскими псевдонимами, или гордящихся своим еврейством, не скрывающихся - если, конечно, такие есть, я не большой специалист, Саша их сразу все равно разнюхает!.. Ладно, ладно, не сердись, не кидайся. Возвращаюсь к литературной теме. Не нынешние рифмоплеты Пушкин это сочинил - солнце русской культуры, искони замешанной на православии!.. Все еще не понимаешь?.. Иль придуриваешься, хочешь, чтоб я тебе на пальцах разъяснил? Неужто, думаешь, я из одной пошлости повторяю тебе все эти непристойности о Божьей Матери, да я б даже и не осмелился, у нас, между прочим, тоже строгости, духовная цензура имеет место. За бессмысленное богохульство могут сурово наказать - лишат, к примеру, премиальных на весь год, будешь христорадничать или у серафимов-херувимов на побегушках... Ну что ты - здесь своя идея, весьма живая для тебя, как я понимаю - в самую точку... Ты чем сейчас сокрушен - если уж мы всерьез разговариваем?