– А у Матюшенка людей много? Фронт не прорвут?
– Не, он на том берегу еще людей наберет, тамошних. Я б сам пошел, може, домой бы заглянул.
– А вы откуда?
– С Волыни.
– То де Луцкое наступление было?
Шульга кивнул.
– Там будет дуже добрый урожай, и не один год.
– И не кажи. Столько народу зря положили.
Шульга поглядел на прогрессора.
– Иди себе, шо стал? Только солому из башки вытряхни.
Лось икнул еще раз. Да теперь им можно было пугать кого–нибудь нежного и неприспособленного, например, редактора белогвардейской газеты в Евпатории. Хорошо еще, одежда более–менее в порядке. Прогрессор расчесался пальцами, посмотрелся в лужу. Как был бандит, так и остался.
Возле дома стояла жена дьяка, возле нее крутилась серая кошка. Из сарая доносились ругань и ржание. Лось заглянул – все понятно, Прокопенко дает кобыле какую–то ветеринарную гадость, заливает в глотку из бутылки, а дьяк и Кац удерживают животное в нужной для вливания позе.
– Если и это не поможет, то надо резать, – Прокопенко слез с табуретки.
– Та она ж молодая! Пашет – лучше трактора! – дьяк был обляпан чем–то зеленым. Прокопенко выглядел не лучше, на него этого зеленого попало больше, гораздо больше.
– А она хоть каплю выпила?
– Обижаете, панотче. Там, – махновец потряс пустой бутылкой, – три дозы было.
– А шо ж она так отплевывалась?
– Мабуть, слабительное невкусное. Я не пробовал, так шо не знаю.
– Так ей же можно было касторки дать!
– Угробили б кобылу. Животным касторку нельзя, то для них страшный яд, – Прокопенко скинул пиджак, огорченно плюнул. Кац отпустил веревку, вышел из сарая.
– Еще вчера хотел сказать – у меня Голем заскучал.
– Хто?
– Мерин мой, зовут его так, потому что здоровый и тупой.
– Как это заскучал? Он что, перестал жрать? Пить? Или, боже збав, гадить?
– Тьху! Жрет и пьет за троих, гадил сегодня утром, после завтрака. Просто заскучал.
Прокопенко мученически возвел глаза к небу.
– Ну это ж лошадь! Он говорить не умеет. Як я знаю, шо он заскучал? А он у тебя как ходит?
– Ногами, – Кац не понял вопроса.
– Да знаю, шо не на руках. Он все ноги ставит? Показывай, в общем.
Лось провел товарищей долгим взглядом. Ему б их проблемы! Жена дьяка тяжело вздохнула, глянула на зятя.
– А еще грамотный! Похмеляться пришел?
– Не имею такой привычки.
– Что, и холодец мой тебе не по вкусу?
– Я первый раз в жизни женился! И страшно было – вдруг командир стрельнет?
– Прям–таки первый.
– Ну да. Денег нет, дома нет, работы нет, сидишь на лекции, голодный и холодный. А девушки любят богатеньких, у которых собственное авто и шинель на бобровом меху, – прогрессор удачно вспомнил прочитанного в детстве Гиляровского.
– Прокатиться бы в авто, – жена дьяка мечтательно прикрыла глаз.
– Я ездил. Тачанка лучше, не так трясет.
Дверь открылась, мягко и бесшумно. Во двор, с деловым выражением лица, вышла жена, с корзинкой в руках.
– И где это нас носило?
– Командир вызвал.
– И надо было вчера бить мою любимую макитрочку?
– Я случайно.
– Завтракать будешь?
– Нет, – кисляк только угнездился в желудке, а добавлять к нему еще какую–нибудь еду прогрессор боялся.
– От я казала, что не надо доливать в самогон денатурат.
Прогрессор тихо порадовался, что теща не додумалась, для пикантности, добавлять в самогон стрихнин. Куры радостно кудахтали и не менее радостно клевали корм, просо, что ли. По улице прошел Томашевский, которому на этот раз не повезло с картами, но штаны он все–таки оставил. И шашку свою, кривую, азиатскую – тоже. Это кто ж такой жадный, что на его одежду польстился? Штиблеты еле держатся, свитка латаная, а гимнастерку проще сжечь, чем отстирать. Нет, с грязью зимой теплее, но сейчас уже не зима, можно и в речке сполоснуться, а то корчит из себя дикого индейца. А на индейца он действительно похож, натуральная монголоидная рожа, как в учебнике биологии. А на кого может быть похож человек, если у него в семье женились не то на якутках, не то на бурятках? Хотя женились – это громко сказано, дедушка–каторжник родом из Царства Польского, убивец и грабитель, удрал, долго прятался, потом угнал коня чубарой масти и девушку из сибирских людей. А сын этого грабителя тоже себе нашел спутницу жизни похожим образом. А вот уже этот Томашевский решил перебраться южнее, да и то не сам, сначала мобилизовали бедолагу, а потом, уже после германского фронта, он и прибился к махновцам. Тепло, хорошо, сытно. Только строганину никто не ест.