И Каца чего–то не видно. У него и чуб приметный, и конь приметный, и сам он приметный, в сапогах на три размера больше, потому что на нем аж три пары шерстяных носков и портянки до кучи. Если его убили, то жаль хлопчика дуже. Где такого интенданта найти, чтоб не тянул с чужих карманов? Да и картинки у него красивые получались, особенно эта, с кошкой. Здоровая черная кошка жует двухголового орла. Орел – то понятно, при царе такой герб был, а кошка – откуда? И чего так случилось? Нет, чтоб Журбореза прибило – ходит, курей ворует. Или вот бесполезный человек Сташевский – ни царапины. Василенко тоже почему–то живой, хоть и без кителя своего. И Томашевский, которого даже мухи облетают, у тына стоит, на собаку смотрит. Да так ласково, что не по себе становится. А вот Штосс, немчура паскудная, довоевался, думал червей накопать, на речку пойти – а теперь сам для червяков десертом стал. Требуха да костный мозг – чем хробачкам не лакомство?
Да, еще Кайданов есть. Сколько там у него – сорок человек или меньше стало после того налета с фланга? Прорубились дезертиры да местные через офицеров, попортили им шкуру. Как бы он отделяться не решил после такого успеха. Видел Шульга похожих людей, не один раз видел, и старался держаться от них подальше. Такие, как Кайданов, в мирной жизни чахнут и дохнут, а на войне просто расцветают. Но дробить отряд сейчас опасно, мелкие группы быстро перебьют. Или оставить его в тылу у белых, а самим прорываться до Каретникова, на Бердянск?
Шульга сплюнул, поднялся с крыльца. Если б стольких не постреляли, то было б легче. А теперь – кого в разведку посылать? Спят уцелевшие, хоть и день белый на дворе, ночью два раза атаку отбивали, второй раз в рукопашную пошли, да еще Кайданов слева врубился, вот и не выдержали их благородия, побежали. А Джуре надо ремня доброго, шоб неделю на животе спал. Тогда командир бойца не разглядывал особо, а як рассвело, да контра закончилась – Матка Боска Ченстоховска! Да ты ж только коров пасти начал! Пистолета где–то нашел и уже махновец! Мать в погреб спряталась, а ты, зараза малая, не послушался, а пистолета с чердака вытянул и за нами побежал. Сейчас себе дрыхнет на скрыне, под шинелью.
А в разведку пойдет Журборез. Все равно ему делать нечего, лазит по улице, курей считает. И сам Шульга с ним пойдет, должен же этого шмаркача кто–то прикрывать. А за старшего женатик остается, я ему льюис оставлю, отобьются, если что. За селом мирно паслись разномастные коровы, где–то десятка два. Одна из них подняла круторогую башку, глянула на Журбореза и подмигнула левым карим глазом.
– Тебе девок мало? – кротко сопя, заметил командир.
Махновец только руками развел.
– Но я ж тебя понимаю – с горя не утопится, гроши с тебя требовать не станет, – безмятежно продолжал Шульга.
Журборез чуть развернулся в седле, чуть тряхнул правой рукой, хватаясь за нагайку.
– Та успокойся, я пожартував.
Журборез только плюнул. От дать бы ему той нагайкой по довбешке, може и поумнел бы. Може, та корова якраз командиру и моргала, вот он и забеспокоился.
– Нашо мне чужая любовница?