Палий стал потихонечку отступать куда–то в район коровника. Или свинарника. Что там у хозяина водится? Почти по земле стелется.
– Стоять! И куда ж тебя несет? Без тебя комнезам найдут.
Прогрессор и так стоял спиной к забору и недоумевал. Интонация командира ему не нравилась. Обычно таким голосом декан зачитывал оценки за контрольную.
– Роман, ты ж вроде вчера обещал гимназисту уши оторвать, если он еще раз про свою гимназию вспомнит. Люди деньги платят, а оно выкаблучивается. Не так, что ли?
Бывший студент уже ничему не удивлялся. Палий вскинул голову.
– И шо?
– Будет двойная польза – и ты грамоте выучишься, не будешь в бакалее гвозди спрашивать, и вот этот чистоплюй никуда не вляпается.
– Я не гвозди спрашивал! Я спрашивал, где они продаются!
– В бакалее. Не позорься хоть сейчас.
– Это что, я буду вот этого учить писать палочки?
– И крючочки, и кружочки, – командир наслаждался выражением лиц подчиненных.
Палий почесался под шапкой.
– Я не понял, а при чем тут буквы?
– При том, что все буквы состоят из палочек, кружочков и крючочков, ну как скелет из костей. Да не смотри на меня так, не ты один неграмотный. Я пойду у этих новых поспрашиваю, а то наш чистоплюй заскучал, на людей кидается.
– А почему не Митенька?! – возопил Паша, который понял, во что его втравили. Кажется, это здесь называется ликнеп. А дедушка говорил «ликбез».
– Во–первых, его не станут уважать и, следовательно, слушаться. Во–вторых, у него дыра в ладони, он правой рукой временно не владеет.
Прогрессор обреченно пожал плечами. Что он такого сделал? Хотя выражение лица доморощенного садиста было еще более удрученным.
В результате у Паши на руках оказались три тетради в косую линеечку, одна чернильница с мухами, две перьевые ручки, которые и на ручки непохожи были, три химических карандаша, на которые надо плевать, один обычный карандаш и маленький перочинный ножик.
А вот и ученики подоспели. Палий, с таким видом, будто он идет к зубодеру, Мокроусов, тоже трясется, тот тип в штиблетах, Гордеев, кажется, семечки лузгает. Крысюк. Он что, тоже неграмотный? Уже в дверь колотят.
Расселись за столом, тетрадь потрошат. Смотрят. Семечки лузгают – Гордеев поделился.
– И як те палочки писать? – Палий. Или самый храбрый, или самый нетерпеливый.
– Маленькие и ровненькие. Чтоб на одной линейке умещались. И пока всю страницу не заполните, то урок не закончен.
– А в рыло? – ну товарищ Мокроусов, ну с виду же приличный человек, зачем же сразу угрожать?
– А в ухо? – Крысюк отвлекся от складывания тетрадного листочка в жабку, повернулся в сторону Мокроусова всем телом.
– Чего–то ручка не пишет.
Ну как может не писать ручка, которую надо обмакивать в чернильницу? Как? Перо на две части разломалось. Ага. Само. Без всякой посторонней помощи, да?
– Саботажем занимаемся? Не выйдет. Пиши карандашом.
Паша взглянул на ряд палочек. И впрямь Палий хитрый, уже понял, как размашисто писать. Аж шесть штук на одной линейке уместил. А кривые какие! Ровненькие надо, ровненькие. И больше, хоть бы десять на одну линейку. И не надо на меня так смотреть, грамотность вещь нужная.
Крысюк вообще жабку гоняет, бумагу зря переводит. Хороший пример своим детям подает, ничего не скажешь! Ах, чернильница далеко. Пиши химическим карандашом. Да, прям на жабке. Ну надо же! Сам догадался развернуть!
Товарищи дезертиры тихо доели семечки и спят, прислонившись друг к другу. Не выйдет. Пишите палочки. Оба. Перекур, говорите? Пальцы сводит? Ладно, со страницей погорячился. Строчку каждый нацарапал – уже хорошо. Прогрессор вспомнил те далекие и славные времена, когда его бабушка учила его писать каллиграфическим почерком. Немало тогда полегло нервных клеток. А тут люди сами хотят. Вроде бы. Интересно, он за это что–нибудь получит? Мокроусов, кажется, не в духе. Час грамоте поучился, еще и недоволен. Вы ж сразу буквы не напишете, не сможете, привычки такой нет. Или навыка? Паша когда–то встречался с будущим педагогом младших классов. Она умела готовить, но отношения зашли в тупик после ее визита к ухажеру домой. Ну предупреждать же надо, что у тебя аллергия на кошек. Вот и пригодились воспоминания.
А вот пригодится ли этим великовозрастным балбесам грамота? Отряд то
маленький, врагов то много, а год – неизвестно какой. Может, и война уже закончилась, а мелкие группы еще сопротивляются. Паша попытался вспомнить, что люди говорили. Получалось непонятно. Вот Лось бы сразу разобрался. У него вечно в голове было много лишней информации. Во–первых, в картину Первой Мировой не укладывались немцы–австрияки, жертвы вареников. Во–вторых, неоднократно упоминали какую–то варту, которой неоднократно же били морду. Вот Демченко оттуда перешел к махновцам. В третьих, самоназвание этих моральных уродов, бандитов и просто бессовестных личностей было вовсе даже повстанцы. А эсер–командир? Он–то что забыл? Пусть бы сидел себе в Москве да занимался своими делами. Медику при любом режиме хорошо. Нет, гоняет по чужим степям. Палий еще какую–то Марусю упоминал, причем не в контексте стройных ног или большого бюста.