– Комитетчик, а твой дружок куда делся? Дезертир от австрияков?
– Помер. Пулю схватил и все.
– Не сошлись во мнениях по поводу Кропоткина?
– Пока некоторые пили в Киеве шампанское и лечили триппер, мы били немцев.
– Как пафосно! Будто на митинге!
На этот раз Крысюк грохнулся на пол. Вернее, на товарища. Студент только квакнул.
– Что делали на станции?
Лось задушенным голосом высказал свое мнение о родителях поручика, царе, родителях царя и выразил надежду, что поручик купит себе очки.
– Вы оба будете прекрасно выглядеть на вывеске.
– Дык нету вывески! Название на самой станции написано, – вмешался конвоир.
– Этих – в подвал, пусть поживут пару часов. А вы – стройте виселицу!
Подвал находился в соседней комнате. Еще там, кроме люка, было три старых венских стула без сидушек. И сытый паучище под потолком. Один из конвоиров, сопя, открыл люк. Двое других стали подталкивать задержанных.
– А в подвале что? – не удержался Лось.
– Пусто. Может, ряднина какая лежит. Раньше огурцы в бочке стояли. Огурцы поели, бочку кто–то забрал. Ну крысы еще бегают. С крысятами.
Студента передернуло. Хорошо еще, хоть слезть вниз позволили. А вот и Крысюк,
слазит медленно. И крышку закрывают. Темнотища, как в гробу. Слышно, как товарищ дышит.
О, зажигалка. Чудом не разбилась. А газ уже закончился. Только клацать и можно.
А подвал низкий, сидеть и лежать удобно – а встать – головой в люк упираешься.
– Хлопцы ведь успеют?
Крысюк долго не отвечал. То ли думал, то ли с силами собирался, то ли спал.
– Не.
– Вдове твоей плохо будет.
– Я не понял, а чего это ты за мою жинку беспокоишься? Ее, може, и в живых уже нема, я ж не знаю, кто то село теперь занял.
Студента затошнило от испуга.
Скрипнул люк. Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будут свои! Но на плечах у незнакомого солдата были погоны.
Глава четвертая
Насыпь раскапывали с трудом – земля глинистая, да еще и мокрая. Но поезд должен был стать. Вот только погода опять испортилась – льет и льет. Ага. Уже срыли, уже рельсу в двадцать рыл и столько же коней тянем. Нно, заразы! Вот после войны работы будет! Приготовиться. Гудок слышно.
Остановился поезд. Грузовой? Пассажирский? Сейчас сам черт не разберет. А нужный вагон вот он. В хвосте.
– По–моему, нас грабят, – задумчиво произнес старичок в канотье, высунувшийся из окна. Радченко, как воспитанный человек, помахал ему рукой.
Машинист Петров сидел на полу кабины и ругался. А что еще можно сделать, когда кочегар ни с того ни с сего прекращает кидать уголь в топку и наводит на тебя здоровенный револьвер? Вот и пришлось еще и гудок дать. И пути разобраны. А эти чего–то по вагонам не ходят. Нет. Ой, нет. Меня ж повесят! Они груз потрошат! Уже двери в вагон раскурочили, да ящики тягают, быстро, как наскипидаренные. Лентами пулеметными обмотались. А пулемета–то у них и нету. По крайней мере, на виду. Ошибочка вышла! Уже есть! Тот, в шапке набекрень, льюис нашел, диски за пазуху пихает.
– То есть как это – пути разобраны? – до какого–то бывшего чиновника в ободранном вицмундире дошло, – До Могилы три дня ехать! Я – инвалид японской войны! – разозленный пассажир выскочил из вагона. Левый рукав был аккуратно подколот булавкой.
– Пешочком дойдешь! – заржал один из грабителей.
– Григорий, перестань! – за одноруким выбралась полная дама в старомодном салопе и не менее старомодной шляпке.
– А это что еще за хивря? – грабитель оскалился.
– Всем заткнуться, хорошо? – от повозки с грузом отошел жилистый бандит, в когда–то модном сером пиджаке и явно корниловских штанах, заляпанных грязью чуть ли не по колено.
– Пойдете пешочком. Доберетесь себе спокойно, волков тут еще немцы постреляли.
Полная дама попыталась упасть в обморок.
Старичок в канотье, кряхтя, выбрался из вагона, взглянул на торжествующее мужичье.
– А кто будет чинить дорогу?
– Не сейчас. Пешие прогулки полезны для здоровья.
Радченко зарядил льюис и стоял с ним, как дурак. Или плакатный боец. Сходство подчеркивала улыбка на все зубы.
– Я спрашиваю, кто будет чинить дорогу? – старичок не унимался. – Надо вызвать полицию!
Расхохотался даже однорукий.
Дождь немного стих. Отряд в приподнятом настроении двигался в Малую, на соединение с их небоеспособной частью. Ну должен же хоть кто–то оклематься за два дня. Тот же Яковлев, к примеру, уже деятельно жрал хозяйские сухофрукты, но передвигался по–прежнему вдоль стеночки. Да и распогодилось, хоть обоз застревать не будет. Демченко вот сидит на козлах, как жаба в лопухах, патронташами обмотался, свистит что–то похабное.