– Общему знаменателю. Будь ты гимназистом–пятиклассником, ты бы получил неудовлетворительную оценку.
Ездовой фыркнул.
– И что я смешного сказал? – Ляховский уставился на сопляка.
– Кто ж добровольцем за царя идет?
– Вот! Вот тебе ходячее свидетельство нынешнего времени! Интересно, если б его увидел директор Ювеналов, его бы паралич разбил, или он бы сразу умер?
– А я знаю? – Крысюк пребывал в состоянии обожравшегося удава и его мало интересовали чужие знакомые.
Ляховский тяжело вздохнул. Отвечать на риторические вопросы вопросом – это уметь надо.
– А шо я тому Ювеналову сделав? – ездовой, кажется, не понял.
– Ничего. Просто он всю жизнь преподавал историю Российской Империи и считал, что крестьянин, по неиспорченности своей, всегда будет за царя.
Прогрессор посмотрел на Крысюка, обмотанного пулеметными лентами, на ездового, с двумя револьверами, и расхохотался.
Ляховский выковырял протез, почесал глазницу. Щербатый боец неожиданно заматерился про какого–то Богдана и понесся на улицу.
– Так что, пулеметчик? Спрячешься или ко мне в отряд пойдешь?
– Не, я знаю, что ты с красными погавкался, а как насчет их благородий? – Крысюк даже не пошевельнулся.
– Царское правительство уничтожило мою веру в человечество.
– Такой пафос! Прям як агитатор из Питера.
Ляховский развел руками.
– Кормежка хорошая, два раза в день.
– А шкварки е? – облизался ездовой.
– Есть, есть. Выходишь отсюда, сворачиваешь вправо, а там идешь, пока не увидишь железные ворота. Черные железные ворота. Вот там можно поесть.
С улицы донесся дикий визг. Вот теперь Крысюк понял, почему тот недоносок с двумя винтовками был такой маленький. Щербатый пинками гнал впереди себя, крепко взяв за ухо, какого–то маленького мальчика с деревянной винтовкой за спиной.
— От, люди добрые, полюбуйтесь! Хто курей чернилами выкрасил? Хто прошлым летом сортир подорвал? Хто мою винтовку цапнул и по соседской хате стрелять стал? И не попал.
– Прицел сбитый, – проныл отпрыск.
– Прицел нормальный, – щербатый выкрутил ухо горе–стрелку, – это ты влево берешь. От теперь дуля тебе будет, а не наган, – отпустил, сопроводив пинком.
Лось только присвистнул. Ну и методы воспитания!
Что за человек этот Ляховский? Крысюк его знает. Так на фронте они оба были не такими, как сейчас. Ездовой тем временем высунулся на улицу. Лучше б он этого не делал. Женщина в платке в цветочек оторвалась от увлекательной дискуссии, по скольку в городе сало продавать и какими деньгами брать, и устроила бедолаге скандал. Прогрессор понял не все, но главными претензиями были – куда ж ты, зараза, собрался! и то есть как это почти не стреляют! Везет, как утопленнику, именно тогда приехать в село, когда родная мать уже пришла в гости к куме. Особенно когда глуховатая кума переводит разговор с описания различных видов казни на то, как ее крестник метко плевался кашей и тягал кости у собаки. Вся улица слышит. А то, что крестник уже революционного оттенка от стыда, так это никого не обходит. Крысюка от хохота пополам скрутило. Ему–то хорошо. А нет, разогнулся, вылез, сказал что–то довольной куме. Нет, не куме. У той платок не так повязан, как рожки над головой. Женщина что–то ответила, не так громко, чтобы было слышно в приоткрытую дверь. Прогрессор вернулся к унылым размышлениям на тему будущего. Реальность, конечно, отличается, от художественной литературы, но чтоб настолько? Хотя физиономия Паши, когда он ознакомился с бытовыми условиями, была непередаваемой. Но вот остальное… К неприличным сельским девушкам ходить опасно, мало ли что в них водится, а приличные даже и не смотрят на такого оборванца. И джинсами не похвастаешься. И вся прогрессорская миссия накрылась медным тазиком. А еще было кое–что, в чем прогрессор не был уверен. И если это – есть, а не кратковременный испуг, то это уже серьезно. И ведь никому же из местных не скажешь.
Ляховский куда–то ушел, за ним хвостом плелся рябой паренек в слишком большой на него форме со споротыми знаками различия. Ординарец, наверное. Темнеет уже, спать пора. А что еще можно вечером делать? Тут же никакой культурной жизни. Хозяйка уже и постелила. Опять кому–то спать на сундуке. Да, крышка плоская, так он же вполовину прогрессора короче. Опять будет спина болеть. А печка занята двумя маленькими поганцами, которые собрались на рыбалку утречком. Милые детки, особенно если их отмыть и расчесать. Крысюка на рыбалку звали, он не хочет. Ездовой пошел к куме, то есть она его матери кума, а ему кто? В общем, пошел жрать сладкие пирожки с маком и спать на перине. Хорошо устроился! Лось еще раз обругал товарища и начал штурмовать сундук.