винтовку опирается. Важный, як жаба весной.
А вот и Татарчук объявился. Волочит своего дружка. Довоевался балтиец. Много хробачкам поживы будет. Да разве он один? Из конницы анархистской меньше половины бойцов стоят. Пехоте меньше досталось, но тоже юшкой умылись. А это еще кто? Хлопец какой–то башкой крутит, а его кобыла тихо жрет несчастную капусту. Палий вытер шашку обрывками чьей–то шинели, подошел к новоприбывшему.
– Явился, не запылился!
Паша возмущенно хмыкнул. Он сутки отсиживался в какой–то безымянной балке, чтобы не навести погоню на Ворона, заработал жестокий насморк и чуть не загнал кобылу. Да, он не участвовал в этом бою, но тоже не сидел сложа руки. На следующее утро после акта саботажа, он встретил маленького и крайне патриотичного юнкера в степи. Человеку надо срочное донесение везти, потому что телеграф испорчен, а эти бандиты повсюду и совершенно распоясались, а тут лошадь ломает ногу и может случиться беда, если донесение не будет доставлено к сроку. Вот только юнкер не знал, с кем он имеет честь общаться.
– Я боец РПАУ(м), – тяжело вздохнул Паша и выстрелил от бедра, не целясь.
Прогрессор завершил доклад смачным чихом в рукав. Ворон изучал донесение. Кроме них, в хате на печке сидело двое хозяйкиных детей, которые периодически выглядывали оттуда.
Наконец атаман отложил листок в сторону.
– Сюда идет пять батальонов и бронепоезд с отравляющими газами?
Ворон хмыкнул. Негода всего–то просил снарядов.
С улицы раздался визг. Потом чей–то дикий хохот и прочувствованные матюки.
Прогрессор чихнул еще раз и выглянул на улицу. Там стояли бабка, в подозрительно новой бекеше, Юрко, с топором наперевес, ординарец Ляховского, с карабином, а из бабкиного свинарника выглядывало хитрое свиное рыло с куском ткани в зубах. Похоже, свинья хотела жить, а Юрко хотел свиных ушей. Или холодца. Или ребрышек. Только зачем же с топором на животинку кидаться? То ж не контра какая, а безвинное создание свинской породы.
Юрко затоптал окурок. Ну вот. Теперь все понятно. Ему что на белогвардейца с ножом, что на свинью с топором – одинаково весело. Нет, боец–то он хороший, бесстрашный, только жженной шерстью от него за версту тянет. И когда–нибудь и на него пуля найдется.
Татарчук по улице идет, коня трофейного в поводу ведет. Хороший конь, рыжий. У Негоды под седлом до сегодняшнего дня ходил. Так ему с новым хозяином не хуже будет, Татарчук животину не обижает, в отличие от людей.
Палий из бывшей ставки Негоды показался, сумка седельная через плечо перекинута. Тощевата сумка, ничего не скажешь. Интересно, а что у Негоды ценного было?
– Одна гербата. Ну и люди, до чего же жадные.
Прогрессор выпучил глаза. Он и слова такого никогда не слышал.
– На, смотри, – Палий раскрыл седельную сумку. Там лежали шесть пачек чая. И чистые подштанники. – Белье не дам, сразу говорю.
Прогрессор благодарно чихнул. Шесть пачек чая. Вот просто так взял и отдал. Наивное создание. А скажи кто месяц назад, что успешный студент, почти что гордость курса и родительский любимчик будет радоваться дешевому чаю – Паша бы от души посмеялся.
Большая часть бойцов осталась в свежезахваченном селе, а десяток неровным строем потянулся в Кривую Балку и за нее. Прогрессор плелся в самом хвосте, за незнакомым хлопцем в латаном френче. Тот, в отличие от некоторых, прибарахлился – из скатки выглядывал солнечный кружевной зонтик, а седельные сумки почти расходились по швам. Пригревало солнце, где–то премило пели птички. Прямо пастораль какая–то. Да еще и грандиозная гулянка намечается.
А вот и село, женщины из–за тынов выглядывают, собаки лают, а хвостами виляют, тоже радуются. Уже и чем–то жареным тянет, то ли луком, то ли салом. Вот коровник виден. Это кто ж ему так крышу разобрал? Вот жена Палия стоит, в позе «руки в боки». Вот – соседка–старуха на улицу выползла, смотрит на повстанцев и шамкает чего–то. Видимо, проклинает. Из хаты с дверью зеленой Глина вышел, смотрит недобро. Еще бы! Кому бой да трофеи ценные, а кому и санитаром работать бесплатно. Шульга может только дулю дать в благодарность. И, конечно же, никаких никто пленных не взял. Так и от скуки помереть можно.
Уже кто–то гармонь пробует, а собака подвывает. А кто и бутыль приволок. Люди добрые, а разве самогонка синяя? Уже и дивуля какая–то на улицу высунулась, хихикает призывно, Глине моргает. Вот что значит – новые штаны! О, и Палий нарисовался, с чугунком квашеной капусты. Ничего закусь, и главное – чугунок, товарищи повстанцы, штука неубиваемая. А горшок заденет кто локтем – пропала капуста. Иди сюда, саботажник ты наш. Не стой, як засватанный. От – вареники, несоленые только, от – капуста, и самогон еще не весь приговорили. Шо завтра будет – а бис его знае, а сегодня – гуляем!