Палий глухо матюкнулся, продолжая лежать носом в землю. Прогрессор поспешно отдернул руку.
– Тихо, тихо.
Паша осторожно выглянул из–за импровизированного бруствера. Может, удастся. Черт! Осечка. Паша нагло вытащил револьвер у товарища, благо тот не возражал. Ишь ты, мушка спилена. Прямо ганфайтер Шейн, а не махновец. Хоть бы не промазать. Прогрессор медленно и плавно нажал на спусковой крючок.
Пулемет заткнулся. А теперь и атаковать можно. Что, ваши благородия, не нравится? А штыком в брюхо? Григоренко вот штыком от двоих отбивается, патроны у него кончились, что ли? Вон кто–то в свитке из винтовки по золотопогонникам палит, и метко. И Опанас тут как тут, стреляет, будто на ярмарке по глиняным уточкам. Застрочил пулемет опять, да только не в ту сторону. И вовремя, а то многовато беляков пришло. Вы себе землю вернуть хотели – получайте! Всем хватит. Сколько времени прошло? Час? День? Месяц? Неужто закончилось?
Приняли бой, отбились. Будет воронам пожива, будет волкам обед. И урожай хороший будет, щедро кровью степь удобрена. Ходит Опанас по полю боя, врагов штыком добивает, не со зла, а патроны бережет, и по карманам шарить не забывает. Да и не он один – Григоренко тоже себе сапоги раздобыл, вышагивает, как кот между лужами.
Крысюк сидит возле пулемета, самокрутку сворачивает. И такая у него рожа довольная, что дальше некуда. Ординарец Ляховского нашел какую–то бабу. Ошибочка вышла, извиняемся, это сестра милосердия. Вот и занимайся делом, бинтуй раненых, медицинское сословие мы не трогаем. А работы тебе, дамочка, будет по саму шею. Татарчук подождет, ну подрало шкуру, ходишь да балакаешь – значит, не помираешь, сначала тяжелораненые. Нет, их добивать не надо. Вон уже и тачанку под для них нашли. Эй, студент, не стой столбом, а помогай. Досталось твоему дружку крепко, так не насмерть же, плечо прошило, крови много потерял, да контузило. Он у тебя вовремя лошадь на дыбы поднял, ей почти все пули пришлись. Давай, вояка, лезь осюда да садись поудобнее. Дома недели две полежишь – будешь как новенький.
А девку жалко, красивая была. Чего это она в бой так вырядилась, як на праздник – монисто на шее, платье новое. Земля тебе пухом, Катря. Нас мамка твоя поубивает – мало того, что махновец дочку спортил, так она вместо него и в бой пошла. Будете вместе волками бегать, контру грызть.
Фыркают кони, поскрипывает тачанка, ходит по рукам чей–то кисет – возвращаются повстанцы с победой. Паша сидел на высокой серой лошади, трофейная скотинка, с очень тряской рысью, зато выглядит – хоть на картину. Или листовку «Вступайте в красную кавалерию!» Прогрессор тихо клял свою удачу – то счеты, которые еле удалось сменять на десяток яиц, а в том десятке два тухлые и одно с зародышем. Какая ж гадость вышла на сковородке, и вонь похуже отравляющих газов, так выразился Татарчук. А теперь – вот это животное. И почему Валенка застрелили? Такой же хороший мерин был, и спокойный, и выносливый, и ход плавный, а теперь изображаешь из себя всадника на коне бледном, только сигары не хватает. Может, махнуться с кем–то лошадьми? Вот Пастухов в хвосте тащится, у него коняка смирная, только ж он не даст. Он над своей кобылой трясется, даже нагайки нету у человека. Татарчук едет, красуется, хоть вербовочный плакат с него рисуй для Волчьей Сотни. Нет, этот тоже не поменяется.
Прогрессор развернулся, подъехал к тачанке. Вроде все живые – Волох в отключке, а нечего было хвастать, что меня пуля не берет, я с Черноморского флоту, у меня амулет есть, Макогоненко клянет белый свет, крепкий мужик, ему пулеметной очередью обе ноги прошило, а он и сознания не потерял, Ляховский тоже в отключке, две пули схватил, обе в грудь, Палий малость очухался, даже придерживать горе–командира пытается. И милосердная сестра Клавдия Егоровна примостилась, присматривает за всей этой компанией. Да Опанас тачанкой управляет.
А вот и село. Собака чья–то навстречу бежит, хвостом виляет, аж заносит ее на поворотах, из–за тынов стрелки выглядывают, дед Спиридон приволок свой мультук аж с турецкой войны, тоже за хлевом засел, это чтоб враг его увидел да подох со смеху. И Шульга вылез, от ветра шатается, а в карабин вцепился. Отбой, люди, расходимся по хатам. И дайте кто–нибудь лестницу, потому что Лось с винтовкой на крышу залез, а лестницу уронил, а скакать вниз – нема дурных, от тоже шило в заднице у человека, як работать, так у него температура, а як воевать – в первый ряд лезет.