А вот куда делась эта жертва царских властей? Журборез тоже пошел по своим делам. Вот только какие у него дела? Варенья у кого–нибудь экснуть? Устроить драку? Бывший матрос Дунайской флотилии был из тех людей, у которых с рождения в заду шило. И чем старше человек, тем оно больше.
Ага, вот и Крысюк, с колбасой в руках. Интересно, где его носило? А колбаса ничего, пахнет, аж сюда слышно. И жена сзади вышагивает. Ого, какие сапоги у нее. Романтики цветы дарят, но Крысюк и слова такого не знает, вот и купил супруге обувку. Оно и правильно, цветы к вечеру завянут, или там через день, а сапоги долго прослужат. А сапоги красивые, черные, блестящие, размера этак тридцать восьмого.
Опять этот типчик, купеческой наружности. Дежавю, или как там это называется? Прогрессор уже машинально влез в тачанку и не менее машинально сел на экснутую у гражданки Феоктистовой подушечку с вышитой розой. Задница не казенная, а дно у тачанки твердое. Шульга прекратил жевать, взглянул на местного жителя.
– Шо таке?
Местный внимательно посмотрел на собеседников. Крысюк ласково посмотрел в ответ, поверх пулемета. Шульга вытянул руки вдоль туловища, поближе к револьверам, уставился на любопытного немигающим гадючьим взглядом.
– Кто у вас командир? Бойчук хочет поговорить.
– Командир, – Кайданов перестал свистеть, повернулся к местному, – а зачем тебе командир нужен?
И интонация прогрессору не понравилась.
Местный почесал в затылке. Фразочка его запутала. Да и командира, честно говоря, в маленьком отряде не было, зачем командир, если все и так люди воевавшие?
Из–за хаты выглянул Журборез, с гусем в руках. Гусь был белым, упитанным и злодейски умерщвленным через сворачивание его длинной шеиньки.
И, судя по патологически довольной роже, Журборез еще чем–то поживился. У бывшего матроса в жизни была великая и священная цель – пожрать! Ярчук клялся, что если бы Журборез был на «Потемкине», то никто бы не возмущался по поводу червей – их бы просто съели, и еще б добавки попросили. За такой поклеп Ярчук схлопотал по роже, но прожорливость товарища никуда не делась, даже удивительно, что махновец при таком аппетите оставался тощим, как гвоздь.
– А зачем тебе командир нужен? – Кайданов укоризненно посмотрел на местного, сплюнул под ноги кровью.
Местный тяжело вздохнул. Этот разговор уже смахивал на издевательство.
– То я не понял, вы кто?
– А ты сам кто? – Шульга переступил с ноги на ногу, дернул плечом, сгоняя муху. Летают тут всякие гады шестиногие.
– Та вы за кого?
– За Махно, – пробурчал Крысюк.
– А то правда, шо он вовкулака? – пискнул кто–то из–за спины у местного.
Прогрессор хрюкнул. Благодаря беседам с необразованными товарищами это слово он уже знал. И оборотнем батька Махно не был. Потому что оборотни в церкви не венчаются.
А вот ведьмак – может. И Лось не то, чтобы верил в колдовство, но Шульгу ведь не расстреляли насмерть, а он говорил, что у него крест от пуль заговоренный. Якименко покойный что–то плел про заговоренную винтовку, чтоб без промаха стрелять. И ведь ни разу не промазал, да как заговаривать не сказал. А зря, некоторым людям такое оружие бы очень сгодилось. Палий, опять же, свечки на смерть ставил. Так что – а бис их знае. Уже от Крысюка словечек нахватался, житель будущего, мать его так и этак.
– А как у вас земельным вопросом?
– Хорошо, – Журборез сунул гуся Усте на колени, на всякий случай.
– Хто такой Бойчук? – Шульга не забывал о цели разговора, и стоял все так же расслабленно, как ганфайтер какой–нибудь. И руки так же держит. Лось пересмотрел, в далеком и сопливом детстве, огромное количество вестернов, и такая стойка была ему знакома.
– Шось я тебя не бачив, когда мы от их благородий отбивались, – к местному подошел еще кто–то, в австрияцкой гусарской форме, без знаков различия.
– А когда мы Мариуполь брали, тебя тоже не видно было, – огрызнулся Крысюк, хоть и не к нему обращались.
Журборез благоразумно промолчал. Кайданов почесался, с остервенением, растер вошь об штаны, задержал руку на ремне, возле гранаты.
– Мариуполь взяли? – недобитый гусар улыбнулся.
– Угу. Офицерье вешали, аж столбы трещать начали, – вставил свои пять копеек прогрессор. Ему достались хорошие новые шевиотовые брюки от какого–то поручика. Тот бурно возмущался таким наглым грабежом и обзывался трехэтажным матом. А потом подрыгался немножко на фонарном столбе и усе. Такая жизнь, вчера кушал ромштекс в ресторане мадам Пшекицюльской, а сегодня – уже тебя кушают мухи и вороны с сороками.