Она есть женская божественная ипостась «метрополиса» как такового, Мать городов – Иерусалим. Она – мать-возлюбленная, подобие Иштар, языческой городской богини. Это подтверждается детальными сравнениями Мудрости с деревьями – кедром, пальмой, теребинтом, маслиной, кипарисом и т. д. Все эти деревья от века были символами семитской Матери-богини, богини любви. Возле её алтаря на возвышенных местах росло священное дерево. В Ветхом Завете дубы и теребинты – деревья-оракулы. Бог или ангел являлись в деревьях или подле них. Давид получает консультацию от оракула тутового дерева [XXVI]. Дерево представляет также (вавилонского) Таммуза, сына-возлюбленного, как и Осириса, Адониса, Аттиса и Диониса – умирающих юными богов Передней Азии. Все эти символические атрибуты появляются и в «Песне песней», где они принадлежат обоим – и Жениху и Невесте. Здесь важную роль играют лоза, гроздь и цветы винограда, а также виноградник. Возлюбленный уподобляется яблоневому дереву. Возлюбленная должна спуститься с гор (мест отправления культа Богини-матери), обиталищ львов и пантер [XXVII]; лоно её – «сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами, нард и шафран, аир и корица… мирра и алой с всякими лучшими ароматами» [XXVIII]. Руки её сочатся миррой [XXIX]. (Адонис появляется на свет из миррового дерева!) Как и Дух Святой, Мудрость даруется всем избранникам Божиим – представление, из которого позже разовьётся учение о Параклете.
В ещё более позднем апокрифе, «Книге Премудрости Соломона» (100-50 гг. до Р. X.), пневматическая природа Софии и её миростроительный характер в качестве Майи становится более явственным: «Человеколюбивый дух – премудрость» [XXX]. Мудрость – «художница всего» [XXXI]. «Она есть дух разумный, святый» (pneyma noeron hagion), «дыхание (atmis) силы Божией», «излияние (aporroia) славы Вседержителя», «отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия» [XXXII], тонкая сущность, проникающая все вещи. Она состоит в близких отношениях (symbiosin… echoysa [«имеет сожитие»]) с Богом, и Владыка всех (panton despotes) возлюбил её. «… Какой художник лучше её?» [XXXIII] Она ниспослана от небес и от престола славы Божьей в качестве «Святого Духа» [XXXIV]. В функции Психопомпа она приводит к Богу и обеспечивает бессмертие [XXXV].
«Книга Премудрости Соломона» является эмфазой праведности Божьей и – пожалуй, не без прагматического умысла – отваживается сесть на весьма ненадёжный сук: «Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть» [XXXVI]. Неправедные же и нечестивые говорят:
Будем притеснять бедняка праведника…, Сила наша да будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным. Устроим ковы праведнику…
… Он… укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания; объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа; он пред нами – обличение помыслов наших.
Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его… [XXXVII]
Где же совсем недавно мы прочли: «И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твоё на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе твёрд в своей непорочности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно»? [XXXVIII] «Мудрость лучше силы», говорит Екклесиаст [XXXIX].
Очевидно, отнюдь не по недомыслию и бессознательности, а исходя из глубоких движущих причин «Книга Премудрости Соломона» затрагивает здесь болезненное место, что, разумеется, станет понятно до конца только в том случае, если нам удастся выяснить, в каком отношении «Книга Иова» стоит к недалёкому по времени изменению в статусе Яхве, а именно к выходу на сцену Софии. Речь при этом пойдёт вовсе не об историко-литературном экскурсе, а скорее о судьбе Яхве, переживаемой человеком. Из древних писаний мы знаем, что божественное действо разыгрывается между Богом и его народом, который, подобно женщине, выдан за него, мужскую энергию, и верность которого он ревниво стережёт. Индивидуальным случаем этих отношений выступает Иов, чья верность подвергается жестокому испытанию. Как я уже сказал, Яхве удивительно легко поддаётся нашептываниям Сатаны. Если правда, что он полностью доверяет Иову, то было бы только логично, если бы он взял его под защиту, а злонамеренного клеветника разоблачил и заставил его серьёзно поплатиться за диффамацию верного раба Божия. Но Яхве об этом и не думает – даже после того как невиновность Иова доказана. О выговоре или выражении неодобрения в отношении Сатаны и речи нет. В попустительстве со стороны Яхве сомневаться не приходится. Его готовность отдать Иова в смертоносные руки Сатаны доказывает, что сомнение в Иове – следствие проецирования им собственной тяги к вероломству на некоего козла отпущения. Ведь есть подозрение, что он собирается расстроить свой брачный союз с Израилем, но утаивает такое намерение от себя самого. А потому эта бог весть где разразившаяся неверность побуждает его изыскать неверного при помощи Сатаны, и – надо же! – он находит такового в лице вернейшего из верных, каковой тут же и подвергается уголовному преследованию как бы за тягчайшее преступление. Яхве изменил собственной верности.