Мария Лысых
Ответ Мадлен
Белокрылым голубем, стремящимся в небо, Мадлен неслась вверх по лестнице. Нежно-голубой платок, что покрывал голову, с порывами ветра хлестал по плечам. Дыхание сбилось, пальцы нервно перебирали чётки. Вершина близко. Уже виднеется кладка окружающей её каменной стены. И облако поднятой в воздух взвеси из сажи и пепла.
Одна ступенька, другая. Ещё, ещё.
Ты
Ты спросила
Ты спросила — я не ответил.
Снова и снова каменные плиты, пожухлая трава в щелях между ними. Ступени мелькали перед глазами, сливались в бесконечный путь к вершине и к открытию, которое уже совершено. Шаг, снова шаг.
Ты спросила — я не ответил.
Громовыми раскатами внутри Мадлен играла музыка. Буря снаружи, буря внутри.
Ты, ты спросила…
Она слышала. Слышала и понимала, что ждёт впереди. Наконец, калитка. Воображение рисовало страшные картины, но то, что Мадлен увидела сквозь кованные прутья, заставило дрогнуть.
Её сад, её детище. Чёрные обугленные силуэты прошедших трёх лет труда. Когда каждый прожитый день был посвящён великой цели. На земле среди темнеющих стволов сидели в молчаливой, горестной скорби братья и сёстры.
Мадлен стояла у калитки, сжимая чётки, желая впихнуть в них переполняющее душу отчаяние. Необработанные края камней до крови впивались в загрубевшую кожу ладоней. Мелодия в душе Мадлен сменилась. На ту самую, что каждый вечер играла в часовне ордена. Молитва. Да, это то, что сейчас нужно.
Мадлен вошла в сад. Опустилась на колени, вытянула перед собой руки. Пальцы зарылись в смешанную с пеплом землю. Края белоснежного плаща изуродовали грязные разводы.
— Мать-горлица… — с первыми словами из глаз Мадлен полились слёзы. — прости меня, я не справилась. Роща сожжена, и твоим детям некуда возвращаться.
Горестный всхлип вырвался из груди. Мадлен прижала ладони к лицу.
— Покарай меня, мать-горлица, — молитва превратилась в иступленный шёпот. — покарай, нет мне прощения.
Мадлен подняла взгляд в укутанное тучами небо. Мать-горлица молчала. Видимо, время ответов ещё не пришло. А, возможно, просто исчерпан отмеренный их жизням срок.
Надежда на процветание скалистого острова сожжена и развеяна. Они — отверженные дети, лишённые любви своей матери, закончат дни в пещерах на побережье. Этот остров должен был стать новым домом, а станет могилой.
Нельзя было верить…
Мадлен вернулась через калитку обратно к лестнице. Шаг вниз, ещё. Вслед за ней спускались остальные. Шаг, шаг, шаг.
Ты, ты спросила…
Мадлен снова слышала хриплый голос и музыку, ставшую предвестником катастрофы. Им некуда возвращаться. Люди, так надеявшиеся на процветание острова, отвернутся от мечты, опустят руки. Впереди голод, болезни, смерть. На их мольбы никто не ответит.
Долгий спуск обратно на берег по узким каменным ступеням. Достаточно времени, чтобы подумать. Тропа свернула к краю. Внизу, под обрывом, на пляже играли дети. Дети их только зародившейся и уже не имеющей будущего общины.
Они покинули материк, утопающую в садах землю. Птицы, крылатые дети матери-горлицы, приносили её благословение людям. И те рождались, жили и умирали в мире и благоденствии. Мадлен искала в памяти ответы на свои вопросы.
Она пыталась вспомнить день, когда первый раз услышала голос. Чарующий, он пел о земле через пролив. Где смелых, готовых к служению людей ждёт путь, полный трудностей. Посвящённые, избранные, они получат благословение и заложат основы нового мира. Таково было желание матери-горлицы. Они должны были оставить прошлую жизнь.
Голос вдохновлял, убеждал. Музыка его песен полнилась верой в будущее. И Мадлен верила. Люди верили. И следовали за Мадлен.
Пересекли пролив, основали поселение на полоске земли, зажатой между скалами и морем. Трудились, посадили первый сад на вершине. Спустя год Мадлен перестала слышать голос. Он больше не пел, больше не убеждал. Капризное божество наигралось и бросило людей, как надоевшую игрушку. Что это был за голос, почему оставил своих последователей. Люди не знали. Не знала и Мадлен.
Дни она проводила в саду, ухаживая за молодыми деревцами. А ночи посвящала молитвам.
— Мать-горлица, слышишь ли ты меня? Ответь своим потерянным детям.
Мадлен просила, но её не слышали.
Прошло ещё два года, прежде чем голос вернулся. Мадлен проснулась под утро. Всю ночь своды пещеры сотрясли раскаты грома. Братья и сёстры сидели вокруг костра, согревая руки о чаши с горячим травяным настоем. Мадлен подошла было к ним, но неясная внутренняя тревога требовала действия. Накинув плащ, девушка отправилась в часовню. Вновь и вновь она молила мать-горлицу наставить её. В ответ низкий, хриплый голос ударами набата предрёк то будущее, что ждало Мадлен.