— К сожалению, у меня не будет времени, — проворчал профессор.
Министр заулыбался. — Дуче ожидает от вас отнюдь не визита благодарности, — проговорил он ласково, словно проглоченная свинина смазала жиром его голосовые связки. — Я не сообщил ему, что, как у нас общеизвестно, свои ордена и регалии вы держите на вешалке вместе с ключом от сортира… пока эта весть еще не перешла государственную границу. Но поверьте мне, господин профессор, — голос его стал совсем вкрадчивым, вероятно, в предвкушении следующего куска свинины, — дуче и в европейском масштабе становится значительной фигурой, с ним стоит познакомиться… Ну да мы еще поговорим об этом! А Средний крест ордена святых Морица и Лазаря носят, кстати, на шее… на ленте в три пальца шириной… сообщаю на тот случай, ежели вы все-таки сподвигнетесь посетить дуче. Если память мне не изменяет, в прошлом году в Хельсинки вас наградили большим крестом ордена Белой розы и Льва, так что крестами вы обеспечены неплохо. Гм… сразу не вспомню, чем почтила господина профессора его неблагодарная родина…
— Профессор награжден Малым крестом медали в честь венгерской коронации, — вмешалась супруга министра, чья тарелка к этому времени совершенно опустела. — Скажи, чтоб принесли что-нибудь на десерт, папочка, и сыру! Вы не будете пить, господин профессор?
— Благодарю, — покачал головой профессор. — А нельзя ли получить такой крест, чтобы носить сзади?
Лицо министра приняло землистый оттенок. Но прежде чем он успел и словесно выразить свое возмущение, за его спиной живой картавый голос воскликнул: — Такой крест только Христос носил, господин профессор!
Министр обернулся. — Барон Грюнер? — Его омрачившаяся физиономия расплылась в довольной улыбке. — Садитесь к нам, если у вас нет чего получше на примете. Эй! Эй! — крикнул он вслед пробегавшему официанту. — Еще прибор!.. Где вы покинули вашу жену?
Барон Грюнер смотрел на профессора. — Вы не присядете, профессор?
— Благодарю вас, — отозвался тот, — я уж собрался уходить.
— Он дуется на нас за то, что мы вино его выпили, — засмеялся министр. — Впрочем, я задерживал вас, профессор, не ради приятности вашего общества, — добавил он несколько резче, давая выход оставшемуся невысказанным возмущению, — а затем, что хотел знать ваше мнение…
— И напрасно, милостивый государь, — прервал министра барон, — общество господина профессора ценно само по себе. В Пеште вряд ли найдется еще десяток человек, чье общество было бы столь же ценно.
— Ну, разумеется, — кивнул министр. — Совершенно с вами согласен. — Как всегда, ваша милость, — с легкой иронией усмехнулся барон и не торопясь, педантично стал протирать шелковым белым платком стекла очков. — Однако если вам угодно переговорить с глазу на глаз…
Министр схватил его за руку. — Нет, нет, что вы!
Тем временем в зале стало тише, вокруг опустевших длинных столов сновали только лакеи в белых ливреях. За соседним столиком несколько молодых графов обсуждали предположительных участников Королевских скачек, и среди них — данные одной французской лошадки, которую еще за два месяца до скачек отправили из Венсен в Алаг для тренировок. Министр в пол-уха прислушивался к волнующему спору молодых графов. В глубине души доктор Зенон Фаркаш интересовал его не более чем какой-нибудь высокого класса, трудный в обращении и капризный спортивный скакун, благодаря которому конюшни министерства культов могут выиграть ряд внутри- и внешнеполитических соревнований, по существу же, он смотрел на профессора свысока — в отличие от барона Грюнера, который, с чисто еврейской чуткостью и способностью огрызаться на обе стороны, уважал профессора, по крайней мере, в той же степени, в какой презирал министра; ноготь с мизинца неподкупного профессора он не отдал бы за всего стокилограммового государственного мужа, которого держал у себя в кармане. (Венгерское объединение промышленников по ходатайству барона Грюнера, президента объединения, недавно предоставило министру по номиналу двести акций Мефтера.) Из игры сложно переплетавшихся за столиком чувств выпадал, таким образом, только профессор, который равно неприступно и равнодушно терпел и робкое презрение министра, и высокомерную почтительность барона — его не интересовал ни тот, ни другой. — Я намеревался поговорить с вами относительно дотации для факультета, господин профессор, — сказал министр. — Но, может быть, ни все же сядете? Я чувствую себя незаслуженно вознесенным, когда вы стоите, а я сижу.
— Благодарю.
Лысина министра побагровела, однако из почтения к барону он счел за лучшее проглотить злость. — Мы намерены повысить вам дотацию.