Он наклонился к девушке.
— А вам не родственник ли…
— Минуточку терпения, братец! — сказал Фаркаш, опять вскинув руку, но на этот раз не оборачиваясь. Из дальнего угла гостиной молодому человеку улыбалась, выставив длинные зубы, бледная губернаторша, Йожа Меднянская тоже смотрела на него. Бородатый художник встал, потянулся до хруста и отошел от их стола.
— Мы получили от банка Спейера шестнадцать миллионов долларов, — говорил Фаркаш, — с семью, семью с половиной процентами задолженности, что приблизительно на четыре процента больше дисконтной ставки американского государственного банка. Банк перекупил ссуду по курсу восемьдесят два, и если мы еще прибавим к этому эмиссионные расходы, то за сто долларов по номиналу мы в действительности получили на руки семьдесят семь — семьдесят восемь долларов, а через год должны заплатить за это сто семь долларов. Меня это не устраивает!
Он вскинул руку, показывая, что по этому вопросу сказал свое последнее слово, затем медленно повернул колоссальную голову к молодому человеку.
— Разве я не прав, братец?
— Разумеется, правы.
— Вы как будто изволили спрашивать, братец, не родственник ли мне профессор Зенон Фаркаш?
Молодой человек подавил раздражение. — Не спрашивал, но хотел спросить.
— Правильно, — согласился Фаркаш довольно резким тоном. — Отец Зенона был моим любимым и почитаемым старшим братом.
— А когда умер ваш почтенный брат? — полюбопытствовал редактор.
Во время их беседы, продолжавшейся едва ли больше получаса, молодой человек убедился на опыте, что Фаркаш редко отвечал на поставленные ему вопросы, вернее, отвечал лишь в том случае, если ответ продолжал его же мысль. При этом он все-таки не казался невежливым; его большой череп, отливавший бронзой под светом электрической люстры, приветливо кивал собеседнику всякий раз, когда Фаркаш пренебрегал вопросом и не собирался на него отвечать; крошечный аккуратный носик на водоразделе обширных просторов лица в такие минуты по-девичьи морщился. — Когда умер? — повторил он, кивая. — Говорят, племянник похож на меня?
— Как, вы знаете об этом только понаслышке? — оторопел молодой человек. — Вы не встречаетесь?
— Дважды в неделю, — сказал Фаркаш. — Господин профессор служит у меня на заводе.
Молодой человек рылся в бесценной сокровищнице своей памяти; о том, что у Зенона Фаркаша есть в родне какой-то заводчик, он знал. Но чтобы профессор служил на его заводе?! — Какой это завод? — спросил он.
Фаркаш кивнул. Господин из управления финансами посмотрел на часы, встал и попрощался. Они остались втроем. — Какой же у вас завод? — повторил молодой человек.
Фаркаш оглядел его, опять кивнул, на узких губах заколыхалась улыбка. — Мой племянник красивый мужчина, — сказал он, — и все же похож на этакого безобразного старого урода, как я? Может ли это быть?
— Но вы и сейчас очень красивы, папа, — сказала его дочь тихо, кладя ладонь на огромную руку отца. Молодой человек поглядел на нее. Красивый? Наконец он вспомнил, что ее зовут Кларика. Удивительно ли, подумал он, если у такого отца дитя вырастает покалеченным, робким и незаметным. Солноки внимательней всмотрелся в ее лицо: возле губ уже проступало чуть заметно горькое выражение будущей старой девы.
— Не беда! — сказал Фаркаш и негромко засмеялся крошечным ртом. — Придет время, и он постареет. Таким потерявшим аппетит старикам вроде меня остается одно утешение — что состарятся и молодые, у которых сейчас столь отменный аппетит.