Стало тихо. Барышня вдруг выпрямилась, обеими руками ухватилась за стол. — Спас человека? Из Дуная? — воскликнула она с ужасом.
— Вы не знали?
— Когда?
— Весной, — ответила Юли. — Рискуя собственной жизнью.
Профессор встал. — Каких только нелепостей вы нынче не наговорили, сударыня, — тихо произнес он, повернув к Юли огромную голову. — Среди всего прочего довели до моего сведения, не словами, правда, но этими вот красивыми глазами и легкой дрожью в голосе, что относитесь ко мне с участием. Вы жалеете меня, сударыня, словно я сам к тому, что со мной происходит, не имею отношения. Конечно, от женщины другого ответа ждать не приходится, только мне-то ваше участие ни к чему.
Юли не отвечала. Профессор смотрел на нее и, как уже не раз за время этого разговора, опять терзался мучительной, с самого начала их любви преследующей его догадкой, что он сделает эту девушку несчастной. Кровь бросилась ему в голову, он повернулся и пошел к двери. Спина была напряженно прямая, он слегка припадал на одну ногу.
— Не хромай! — воскликнула Анджела, не в силах удержаться, несмотря ни на что.
Профессор обернулся.
— Ладно, в корчму не пойду… Пришли мне ужин в кабинет.
Женщины остались под зеленым абажуром одни. Сидели молча, думали о Зеноне. — И все-таки вы хорошо влияете на него, деточка, — сказала Анджела, — сколько бы ни ссорились. Я во многом с вами не согласна, но вы правы, Зенону нужно иное общество, общество серьезных ученых, которые живут своей работой, а не карьерой. — Она сняла пенсне и бархатными близорукими глазами ласково глядела на девушку. — Для меня такое облегчение, что он сидит сейчас там, у себя, за письменным столом, а мы с вами знаем, что он рядом, и думаем о нем…
Юли покраснела.
— А он — о нас… Вернее, о вас, деточка, — поправилась Анджела неловко. — Простите меня, что я заговорила об этом, но вы мне очень нужны.
Юли промолчала. Анджела открыла стоявшую на столике серебряную сигарницу, достала «вирджинию», размяла в пальцах, вытащила из нее соломинку, закурила. — Я не умею держать его в руках, — сказала она не без ожесточения, — но ему нужен кто-то, кто бы руководил им.
— И вы думаете, я смогу? — спросила Юли, потупившись. Она с трудом решилась на этот вопрос и тут же о нем пожалела. Недвусмысленным намеком на их любовь барышня задела ее девичью стыдливость, но и помимо этого положение Юли было весьма ложное: барышня Анджела явно одарила ее своим доверием, она же не могла ответить ей тем же. Большая серебряная сигарница, прозрачные розовые чашечки на столе, аромат чая и та естественность, с какой барышня раскурила сигару, взвинтили ее нервы, снова и снова напоминая о том, что́ ради этого покинуто. Острее ощущала она и буржуазную сущность профессора, когда они бывали втроем с Анджелой, две против одного. — Сможете ли? — повторила Анджела и надолго остановила незащищенные ласковые глаза на Юли. — Но вы же сами видите, деточка… вот и сейчас он не пошел… пить. И с тех пор как познакомился с вами, опять пристрастился к работе. Понимаете ли вы, что это значит?
Юли, опустив глаза, молчала.
— Судьба одного из величайших научных гениев века, — прерывисто заговорила опять барышня, — зависит, увы, от того, верно ли его направляют. Если бы вы даже ответили мне… ради бога, простите!.. что вы его не любите, и тогда следовало бы пожертвовать собой. Надеюсь, однако, не так обстоят дела?
Юли опять вспыхнула.
— Я веду себя бестактно, — воскликнула барышня, которую молчание Юли делало все более неуклюжей и неловкой, — не отвечайте мне. Но у меня были причины заговорить сегодня об этом. Должна сказать вам также, что и в отношении Зенона к людям я заметила радующие меня изменения за последнее время… с тех пор как он познакомился с вами.
Юли подняла на барышню глаза; доброе полное лицо и шея над высоким воротом черной шелковой блузы от волнения пошли пятнами. Барышня смотрела на нее с таким доверием и любовью, что Юли устыдилась.
— Вы думаете? — выдавила она.
— Он стал строже к себе и снисходительнее к другим, — сообщила барышня Анджела. Она положила ладонь на руку девушки, по-старушечьи похлопала. — Я не посмела бы заговорить, деточка, если бы не видела… не понимала, что вы… как бы это сказать… уже договорились. Разве не так?
Юли отдернула руку.
— Я вас обидела? — Лицо барышни запылало.
— Что вы, — отозвалась побледневшая Юли. — Просто мы ни о чем не договаривались.
Анджела так встревоженно и при этом с такой любовью смотрела на нее, что Юли невольно отвернулась. — Не знаю, довольно ли он меня любит…