— Что с тобой, Балинтка? — спросил он, вглядевшись в мокрое от слез, отчаянное лицо мальчика. Балинт, не отвечая, влетел в комнату. Он спиной почувствовал удивленный взгляд матери и с силой захлопнул за собой дверь.
Йожи перебрался сюда на житье в начале весны — тому уж четыре месяца. Потеряв место в Мавауте, он зачастил к ним пуще прежнего, причем никогда не являлся с пустыми руками: из видавшего виды портфеля доставал добрый кусок сала и несколько кило картошки, пакет сахара, килограмм-другой муки, не забывал порадовать чем-нибудь и младших девчушек. Когда по-летнему потеплело, Йожи стал проводить здесь и ночи, спал в парке под открытым небом, подле раскидистого куста: возвращаться в Пешт было незачем. Однажды он познакомился с местным владельцем гаража и авторемонтной мастерской, поработал у него два дня, через неделю еще два дня; вечером второго дня принес домой литр вина, потом, даже не набросив пиджака, сел на пороге и до тех пор распевал песни, пока строгие очки барышни Анджелы не появились в окне над его головой, призывая к порядку.
В начале весны Балинт — с помощью мастера Турчина — пристроил его на завод шофером. Получив грузовик, Йожи перевез мебель из своей комнатушки в Обуде[47], — кровать поставили на кухне, шкаф и все прочее внесли в комнату, — затем помылся, расчесал волосы, повязал галстук и отправился к барышне Анджеле просить разрешение на переезд.
Барышня приняла его в своей рабочей комнате, сидя за письменным столом. Хотя солнце уже пригревало, окна были закрыты; в жгуте пробивавшихся между тяжелыми гардинами лучей беспокойно вился ворсистый синий сигарный дым. На письменном столе, издавая свежий запах краски, лежала корректура: барышня имела диплом инженера-химика и сейчас правила одну из статей брата.
— Садитесь, прошу вас! — сказала она. — Чем могу служить?
Йожи огляделся, но, обнаружив, что единственный стул затаился в дальнем углу огромной комнаты, лишь подмигнул хозяйке и остался стоять.
— Пришел просить, ваша милость, — начал он, — чтоб разрешили, значит, временно пожить у невестки моей, в дворницкой.
— Зачем?
— Я, изволите знать, получил работу в Киштарче, — объяснил Йожи.
Барышня Анджела насадила на нос пенсне и строго оглядела посетителя с ног до головы; она решительно не понимала, с какой стати этот незнакомец лукаво подмигивает ей из-за длинного своего, пятнистого носа. — У вас что, болезнь глаз какая-нибудь? — осведомилась она, еще раз всмотревшись в бесцветные глаза Йожи, свисающий надо ртом нос и унылую улыбку, открывавшую редкие зубы. — Впрочем, меня это не касается!.. А в другом месте квартиру найти вы не можете?
— Найти-то нашел бы, — живо отозвался Йожи, — да только все они с изъянцем.
— То есть?
— Тот же самый изъян и у девушек-красавушек имеется.
— Не понимаю. — Барышня Анджела была шокирована. — О чем вы?
— Да о том, что они денег стоят.
Барышня Анджела взяла отдыхавшую в пепельнице «вирджинию», закурила. — Я еще не решила окончательно, дам я вам такое разрешение или нет, — проговорила она. — В принципе не хотелось бы пускать в дом незнакомого человека.
Йожи сузил глаза.
— А вы в принципе и не пускайте меня, — заявил он, — вы только на практике…
— Какая у вас профессия? Вы клоун? — спросила барышня, неожиданно рассердившись. — Отказывать в разумной просьбе не в моих привычках, если я в силах помочь кому-то. Извольте обосновать, почему вам угодно перебраться на житье именно сюда. Вы намерены жениться на этой вдове?
— Об этом я еще не думал, — с ошеломленным видом ответил Йожи и скроил такую забавную гримасу, выражавшую крайнее потрясение, что Анджела не удержалась от улыбки. — Больно много прицепов за ее юбкой тянется!
— Прицепов? Что вы хотите сказать?.. Ах, вот оно что, дети! — Полное мясистое лицо барышни сурово глядело на Йожи. — Несмотря на это, она может быть вам вполне подходящей женой. Не считайте, прошу вас, будто я вас уговариваю, — прервала она себя, раздраженная собственным поведением, — в чужие дела я не вмешиваюсь. Вероятно, вы намерены сперва испытать, подходит ли вам совместная жизнь с нею, а потом уж решить. Не так ли?
Лицо Йожи было сейчас олицетворением полной растерянности. — Пробный рейс? — пробормотал он, высоко подняв брови. — Право, не знаю, целую ручки! Но уж если вы изволите предложить такое, так я, право, не против… Один-два пробных рейса в самом деле не помешают.
— Я ничего вам не предлагаю, я спрашиваю, — круто оборвала Йожи барышня. — И даже не вдаюсь в рассмотрение того, что с одной стороны речь идет о судьбе пяти человек, тогда как с другой — лишь одного… ибо и это также не мое дело. — Она сняла пенсне и прекрасными бархатно-черными глазами очень серьезно, почти с мольбой посмотрела на просителя. — Я не хочу стать помехой возможного счастья шестерых людей, — закончила она сдержанно, — поэтому разрешение даю. Ежели через полгода вы не женитесь на ней, вам придется съехать отсюда.