Профессор медленно оглядел вытянувшихся перед ним студентов. — Меж тем это доброе швабское имя, оно и в календаре есть. Кому из вас оно принадлежит, господа?
Молодой человек в бараньей шапке в четвертый раз щелкнул каблуками. — Витязь Бешшенеи…
— Тибольд, знаю, — прервал его профессор. — Гергей, — обернулся он к стоявшему за его спиной шоферу, — дайте, пожалуйста, «симфонию». Спасибо! Только спичкой, не щелкалкой, у меня от нее скоро тик начнется… Вы на коллоквиум, господа?
— Так точно, господин профессор, — отозвался коренастый хунгарист. Профессор медленным взглядом смерил юнца с головы до ног и вдруг увидел у него в опущенной руке синюю форменную шапку. — Что это? — спросил он не сразу.
Студент торопливо оглядел себя.
— Вот это, у вас в руке?
— Моя шапка, — покраснев, ответил хунгарист. — Я нотариус корпорации «Молекула», господин профессор.
— Красивый цвет, — задумчиво сказал профессор. — Ярко-синий, если не ошибаюсь, да, да, синий, словно «Дунайский вальс»! И еще золотом расшито! А как блестят ваши туфли, коллега!.. Гергей, — опять обернулся он к шоферу, — будьте любезны, возьмите у моего юного коллеги эту синюю шляпенцию и отнесите в прихожую! А впрочем, господа, я вынужден просить у вас извинения… сегодня я не в силах заняться с вами.
— Зенон, — вмешалась сестра, бросив взгляд на бледных, молча стоявших в гостиной студентов, — может быть, все-таки, коль скоро они явились…
— Невозможно, — отрезал профессор. — Дай им выпить и вообще займись ими сама.
Вернулся шофер и опять остановился у профессора за спиной. — Там еще одна студентка просит разрешения войти, ваша милость. Впустить ее?
— Не впускать! — буркнул профессор, взглянув на часы. — Она опоздала на двадцать минут. Отошлите ее!
— Прошу прощения, господин профессор, — послышался из-за двери грудной девичий голос, — но коллоквиум, я вижу, еще не начался и…
В дверях стояла невысокая девушка: у нее была молочно-белая кожа, черные глаза и иссиня-черные длинные и густые волосы, двойным венком уложенные вокруг головы. Под мышкой она сжимала потрепанный черный кожаный портфель, на плечах и на воротнике пальто, словно белый мех, лежал снег. На коричневой котиковой шапочке, которую она держала в руке, сверкало несколько огромных веселых снежинок. — Пожалуйста, не прогоняйте меня, господин профессор! — по-детски взмолилась она необычайно глубоким своим голосом и с выражением искреннего восхищения и величайшего уважения устремила на учителя черные глаза.
— Как вас зовут? — спросил профессор после секундной паузы.
— Юлия Надь.
Голову девушка держала чуть-чуть откинув назад, как будто ее оттягивала тяжесть волос, глаза, встретившись с глазами профессора, медленно, смущенно опустились. Она подождала еще мгновение, но, так как профессор не ответил, внезапно повернулась и быстро пошла к прихожей. — Извините, пожалуйста! — проговорила она тихо.
Профессор рассмеялся.
— Вернитесь, коллега Надь! — воскликнула тотчас Анджела.
— Нет, нет, благодарю вас, я не хочу мешать господину профессору, — уже от двери произнесла девушка; она покачнулась на носках, и было непонятно, остановилась ли она или собирается все же уйти: ее рука с шапочкой метнулась к двери, лицом же она обернулась назад и на миг как бы замерла между двумя противоположными по направлению движениями. Профессор снова улыбнулся. — Ну, ну, возвращайтесь, — проговорил он устало, — сейчас я примусь за вас. — Девушка чуть подалась назад, лицо с полуоборота восторженно вскинулось к профессору. — Правда, господин профессор?
Кабинет профессора, окна которого выходили на тихую, обсаженную деревьями улочку, был хорошо натоплен; вслед за студентами вошел лакей, на огромном серебряном подносе неся ликеры, бутылку красного вина, а немного спустя — большой, еще кипящий чайник и вместительные белые фарфоровые чашки. Профессор прошел за занавес к умывальнику. Резкий запах мыла вместе с плеском воды и громким фырканьем профессора пробился к студентам сквозь плотную пелену смущения. — Фыркает, словно лошадь, — шепнул один студент, которому доверительный прием тотчас возвратил привычное нахальство и соответствующую лексику.
Сосед взглянул на него. — Старик оказался хоть куда.
— Очень мило с его стороны, что не отослал нас прочь, — прошептал другой, — а уж как ему хотелось этого, видно же, что устал…
Студенты держались вместе, все, как один, повернувшись к фыркающему занавесу, только девушка отошла немного назад и стояла лицом к окну, как будто стеснялась этой доверительной интимности. Наконец тяжелые шаги профессора протопали за ее спиной и смолкли у чайного столика, отозвавшегося на них перезвоном посуды.