Но следует ли придавать этому значение?
6
Френч-стрит в восемь утра едва ли приведет вас в восторг; но если вы — полицейский детектив и намерены взять интервью у нескольких пьяниц, такое намерение вполне осуществимо.
Бродяги здесь повсюду: прячутся в подъездах, спят, свернувшись калачиком на мешках из-под мусора, сидят, привалившись к мусорным бакам. Конечно, гораздо больше их проживает в роскоши ночлежек: постель, одеяло, отхожее место.
На Френч-стрит существует довольно четкий распорядок жизни.
На рассвете здесь относительно спокойно. Позднее откроются несколько магазинов. Доходы низкие, но торговцы не сдаются: предлагают аспирин, газеты, хлеб, соленья и, конечно, выпивку. Постепенно выползают пьяницы, бледные, с помятыми лицами и мутными глазами; медленным, но целеустремленным шагом они направляются к ближайшему винному магазинчику или бару. Еще позже появятся оптовые торговцы наркотиками в темных лимузинах, они медленно будут кружить по боковым улочкам, подавая сигналы мелким торговцам, которые невозмутимо сидят в своих обычных укромных местечках и всегда готовы помочь тоскующему клиенту, у которого прямо в глазах написано: «Господи! Сейчас утро, а впереди еще долгий день»! После пяти темные лимузины снова прикатят, чтобы подсчитать добычу и пополнить запасы зелья у мелких торговцев. А вечером будет совсем весело. Крикливые рекламы баров со стриптизом и секс-шопов будут сверкать, мигать, привлекая и заманивая клиентов. Сутенеры в светлых костюмах будут разъезжать на сверкающих «кадиллаках», проверять своих девочек, собирать с них дань, кое-где даже наводить дисциплину. И среди всего этого недолгого шума и веселья будут слоняться пьяницы, с остекленевшими глазами, с открытыми ртами, будут прикладываться то к одной бутылке, то к другой, шататься от одних дверей к другим, от одного благотворительного супа к другому; неоновый свет окрашивает румянцем их щеки, на которых уже давно нет румянца, вечерние тени скрывают грязь и изношенность их одежд. Время снов, благодатная тьма, обманчивый свет.
Но утро бывает так жестоко.
Страйкер припарковался за углом, на Делэни-авеню и запер дверцы машины. Они пешком дошли до конца улицы, обозревая по дороге вереницу закрытых баров и магазинов.
— Я вижу теперь, что вы имели в виду, — сказала Дэйна Марчант.
— Вам не следовало сюда приезжать, — резко сказал Страйкер.
— Конечно, не следовало бы, — парировала она. — Я могла бы остаться в отеле и сделать себе маникюр. Это было бы гораздо удобнее.
— Не раздражайтесь, не надо, — мягко заметил Тос. — Вы, конечно, хорошенькая, но не следует забывать и хороших манер.
— Не следует? — взглянула она на него.
— Конечно, — ответил Тос.
Она с минуту пристально смотрела на него, затем улыбнулась:
— Наверно, я сегодня слишком рано встала. В Вашингтоне я работаю с девяти до пяти.
Тос нерешительно посмотрел на нее, затем не выдержал и улыбнулся ей в ответ.
— Здесь так не выйдет, — Страйкер был не расположен шутить.
— Я ведь не прошу одолжений, лейтенант, — сказала Дэйна. Она взглянула ему в глаза, и улыбка ее погасла. — Только об одном — делать мою работу на вашей территории. Обещаю не плакать.
На ней были джинсы, ботинки, пара толстых свитеров под курткой, вязаная шапочка прикрывала ее рыжие волосы. И все равно она выглядела очень женственно.
— Подумать только, что Ривера уже давно добровольно здесь работает… — проговорил Тос, покачав головой. — Немудрено, что половина наших ребят считает его святым, а другая половина — чокнутым.
— А кто это Ривера? — спросила Дэйна.
— Его называют живой легендой, — пояснил Тос.
— Просто очень хороший полицейский, который работает здесь тайно, под прикрытием, — безо всякой патетики объяснил Страйкер. — Замечательно предприимчивый и стойкий человек. Сейчас он получил новое задание в этом районе, и ему разрешили поступать так, как он сочтет нужным.
— Мы можем случайно встретиться с ним, — заметил Тос.
— Да — и не узнать его, — улыбнулся Страйкер. — Когда-нибудь его и собственная мама не узнает.
— И чего вам приспичило залезать снова? — спросил Тос, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он ненавидел этот район, ненавидел все, чем он был на самом деле и чем притворялся. Его собственный отец закончил здесь свой жизненный путь, и воспоминания о том, как надо было разыскивать отца, приводить его в чувство и тащить домой, были наиболее ужасными из воспоминаний о днях его юности. Когда отец умер, на его похоронах было больше вздохов облегчения, чем сожаления. Но Тос никогда не рассказывал об этом. Даже Страйкер этого не знал.
— Разойдемся или будем держаться вместе?
— Они слишком нетрезвы, чтобы быть опасными, — сказал Страйкер.
— Знаете, как это выглядит с другой стороны? — спросил Тос. — Как бы вы себя чувствовали в тяжелом похмелье, с резью в животе, с пониженным сахаром в крови, если бы какой-то проклятый полицейский разбудил вас и начал вам задавать свои дурацкие вопросы?
Страйкер плохо спал прошедшей ночью и устало кивнул:
— Ладно, ладно. Пойдем сначала по этой стороне улицы. Вместе. Так ты будешь себя лучше чувствовать?
— Конечно. Не могу сказать, что совсем хорошо, но гораздо лучше.
— Замечательно.
Они прошли метров десять, остановились над пьяным, затем двинулись дальше. Оглядев двух или трех попавшихся им на пути спавших бродяг, Страйкер нашел, кого искал.
— Ну вот и наш первый клиент, имя его, помнится, Грант, а «порт приписки» — двери вот этого чудесного заведения «Бар-Би-Кю», славящегося приготовлением мяса на вертеле. Доброе утро, Грант!
— Доброе утро, Грант, — эхом присоединился Тос.
Грант приоткрыл один сверкающий глаз.
— Провались ты в дерьмо, Страйкер, — пожелал он. — И ты сам, и эти двое.
Страйкер повернулся к Тосу:
— Ну вот видишь, нам повезло: Грант, кажется, в хорошем настроении сегодня.
— Молодец, — кисло пробурчал Тос.
— Ты знаешь парня, которого убили здесь в прошлое воскресенье, утром? — спросил Страйкер эту кучу тряпья. — Не хочешь ли присоединиться к нему? — Страйкер наклонился и, резко рванув, привел собеседника в сидячее положение.
— Какого черта? — Грант задергался в руках Страйкера. — Ты хочешь меня разбудить или что?
— Какой-то убийца появился на Френч-стрит, — мягко объяснил Страйкер. — Может, этот убийца выбирает себе на Френч-стрит какую-нибудь легкую добычу, просто так для развлечения. Просто для забавы, Грант. Кто-нибудь хочет стать такой забавой? А, Грант?
— Ох, ради Христа, прекрати эти голливудские россказни, Страйкер! Ты насмотрелся этих низкопробных фильмов, что ли? — Грант размотал свои тряпки и, отбросив их, потер ладонями лицо. — Какого хрена ты хочешь? Кто эта девка?
— Посмотри-ка на портретик. — Тос протянул фотографию Гэбриэла Хоторна.
— Ладно, допустим, посмотрел. А сколько сейчас времени-то, черт побери? — Грант стащил с головы рваную кепчонку, для того чтобы почесать копну свалявшихся волос и разогнать тех, кто там давно уже поселился. Он переместился с одной ягодицы на другую и поморщился от боли. — Вот дьявол, у меня задница примерзла к ступеньке.
— Сейчас восемь часов и не все в порядке, — сообщил Страйкер серому небу. Он наблюдал, как оборванец продолжает корчиться и жаловаться на холод. — Заболел, что ли?
Грант кивнул.
— Так вот показалось, когда проснулся. А ты что, собирался вызвать мне «скорую помощь» или еще что-то?
Страйкер, который чуть было не проникся сочувствием к этому промерзшему оборванцу, был застигнут насмешкой врасплох. Покрутил головой.
— Расскажи-ка мне, что ты знаешь о человеке с этой фотографии.
— Это «разведчик талантов» с какой-то киностудии. Он обещал мне все, сказал, что я мог бы… Ты сказал — восемь часов? — встревоженно прервал свой рассказ Грант. — Ты хочешь сказать, что разбудил меня за час до того, как я смогу добыть себе хоть какое-нибудь пойло? Ах ты, подлец!