Как долго происходят некоторые события.
А некоторые — моментально.
Он думал о том, какие новости привезет агент Дэйна Марчант из Вашингтона — и даст ли она им новую линию расследования, новый ракурс, хоть что-то, что поможет выбраться из этого болота неопределенности.
Он стал думать о том, как она сейчас одета: костюм от Братьев Брукс, черные чулки… или джинсы и мешковатый свитер…
В любом случае нужно о чем-то думать, пока разогревается обед: или о копах, рыщущих по всему проклятому городу, или о лодыжках, коленях и прочих прелестях Дэйны Марчант.
Включи телевизор, сказал он самому себе.
Пообщайся же с миром, дурень.
Он находил сейчас в высшей степени удивительным, что когда-то наслаждался одиночеством. Склонившись над кастрюлей, он пережевывал перед телевизором куски резинового цыпленка и невкусную вермишель, и ему казалось, будто он грызет куски мебели. Вино — вот в чем дело. Открой бутылку вина. Порадуй себя. Налей себе бокал, поставь на «стерео» Равеля, возьми хорошую книгу.
Напейся.
Стань сентиментальным.
Встряхнись.
Пошли все к черту.
К тому времени, как позвонила Кейт, он размышлял, не научиться ли ему вязать.
— Привет.
— Кейт?
— Да.
— О, Кейт! — Он почувствовал себя лучше, услышав ее голос. Или, может быть, почувствовал себя в безопасности, когда ему напомнили о ее существовании, когда зазвучало тепло ее голоса.
— О, Джек! — Голос ее был полон слезами.
— Что-то случилось? Опять сны?
— Нет, нет, ничего, — быстро сказала она. — Все хорошо.
Наступила тишина.
— Как там погода?
— Прекрасная. День был изумительный. А ты как?
— Со мной тоже все хорошо, но у нас дождь. Я скучаю по тебе: приезжай, я все прощу. Я дошел до того, что глажу собственные рубашки.
— Но ты же всегда делал это сам, пока мы не встретились, — суховато заметила Кейт.
— Я разработал способ борьбы с артритом…
— Наверное, у тебя вышли все деньги?
— Да, много проиграл.
— Я оставила шесть чистых, отглаженных рубашек в моем шкафу.
— Нет, ты не оставила.
— Нет, я оставила.
— Так, значит, нет — не оставила?
Ее смех — все тот же, прежний.
— Пойди и отыщи их, когда я повешу трубку. Ты там ешь что-нибудь?
— Ты говоришь прямо как Тос. Я только что сам приготовил себе обед в микроволновой печи. Ты когда-нибудь пробовала мороженое из цыпленка с вермишелью?
— Ты меня пугаешь. Я сегодня наслаждалась старомодным английским чаепитием: тосты с анчоусами, запеченные креветки, яйца по-шотландски, лепешки, истекающие маслом, с земляничным джемом, экклский пирог, домашний торт, гата из грецких орехов…
— Что такое, черт возьми, экклский пирог?
— Я привезу тебе попробовать домой.
— Ты имеешь в виду, что привезешь мне, наконец, чувство дома?
— Именно это я и сказала, разве не так?
— Не совсем. Ты становишься англичанкой прямо… перед моими ушами.
— Ничуть! — Она делала вид, что оскорблена.
— Как тебе угодно. Как там Ричард?
Она помолчала, а когда заговорила, голос ее звучал неуверенно. Может быть, плохая связь, подумал он.
— Я так предполагаю, Ты имеешь в виду Ричарда Коттерелла?
— Да, я имею в виду его. И он также наслаждался этим роскошным чаепитием?
— Ты спрашиваешь как полицейский.
— А я и есть полицейский, ты что, забыла? Грязный коп… — Но его имитация речи из телефильмов всегда хромала, а дальнее расстояние не улучшило ее.
— Да, он тоже пил чай. Как идет расследование?
— Оно не идет, а подвешено в воздухе. Издевается над нами.
— А малышка мисс «Факел» из Вашингтона? — Голос ее совсем сдал, несмотря на высококалорийный чай.
— Снова в Вашингтоне: ей поручено проверить некоторые вещи. Завтра возвращается.
— А.
— Кэти… — Его голос стал мягок.
— Что? — Она была далеко-далеко.
— Нет, ничего. Что за тема завтра?
— О… опять Шекспир, конечно. Я сдаю доклад в полдень. Очень нервничаю. — На заднем плане послышалось бормотание. Голос был мужской. Безошибочно и ясно — мужской.
— Кто это там?
— Просто кто-то вклинился. Как прошло твое появление в суде?
— Хорошо. Вклинился — куда?
— Куда? В наш разговор. Меня ждут внизу. Нас пригласили после театра на вечер. Это уникальный шанс встретиться с несколькими актерами и дирек…
— Внизу? Ты что, звонишь из своего помета?
— Да, конечно.
Наступила тишина на полминуты. Итак, она в своей комнате, время — после одиннадцати вечера, и она там не одна.
— Джек? Ты здесь?
— Да, Кейт… знаешь, таймер сработал — мне нужно идти к моему пирогу. У меня в духовке чудный горячий пирог. Удачи тебе и твоей завтрашней речи, я буду думать о тебе. Бай.
Тут же он убедился на опыте: остатки запеканки из цыпленка с вермишелью, брошенные с высоты мужского роста, разбрызгиваются по окружности радиусом примерно в метр — и при этом еще норовят запрыгнуть под холодильник.
Он все еще ползал на коленях, убирая с пола остатки обеда, когда вновь зазвонил телефон. Ругаясь, он пошел отвечать, волоча за собой грязные бумажные полотенца.
— Да?!
— Это Дэйна. Мне кажется, я что-то добыла.
— Великолепно. Когда ты вернешься?
— Я уже вернулась. Я только что вошла…
— О!
— Я разбудила вас? Простите.
— Нет, нет, я просто мыл тарелки.
— Ваша очередь на кухне?
— Мое недельное дежурство на кухне: Кейт на конференции в Англии.
— А, понятно. — Наступила пауза. — Я думаю, дело потерпит до утра, но если вы ничего не имеете против того, чтобы выпить со мной в отеле, мне будет приятна компания.
— Это того стоит?
— Что — бар?
— То, что ты добыла в Вашингтоне?
— Ну… это наводит на размышления, — медленно проговорила она.
Он подождал, но она не захотела сказать большего. В его голове начала звучать какая-то мелодия… Все знают эти игры, — звучали слова песенки, — все играют в эти игры, всем нравится эта игра: а тебе… А Кейт? А мерзавцу Ричарду Коттереллу?
— Дай мне полчаса, я приеду, — сказал он в трубку.
10
— Иисус! Наконец что-то новое!
Все уставились на него.
— Угадайте, с кем сотрудничал Хоторн в течение трех своих месяцев работы? Здесь? — спросил Пински.
— С Франкони?
— Нет. С Филом Ентолом.
Вскочив при радостном заявлении Пински, сотрудники теперь дружно уселись и посмотрели друг на друга. Наконец, Тос заговорил:
— И что это значит для нас?
Пински, взбудораженный от бега, промокнул лицо платком и сунул его обратно в карман. Атмосферный фронт с юга накрыл теплом Грэнтэм, и все окна были открыты настежь, чтобы приветствовать весну. Как долго она продлится — никто не знал. Может быть, даже до ночи.
— В настоящий момент это ничего не значит, — решил Страйкер. — Благодаря Дэйне мы знаем, что Хоторн вырос в Грэнтэме и что в течение трех месяцев он работал в местной полиции.
— А теперь мы еще знаем, что в эти три месяца он работал вместе с Филом Ентолом, — подхватил Тос. — Эй, подождите-ка минутку. В нашей картотеке должны быть его отпечатки пальцев. Черт возьми, почему это мы не догадались сравнить их раньше? Почему их направили в Вашингтон?
— Потому что какой-то идиот промаркировал их как «недействительные» и они до сих пор не занесены в компьютер, — сказал Пински. — Что-то пытались сделать, но, видно, не довели до конца…
— Да, и еще все время плачутся, — с отвращением добавил Тос.
— Ты думаешь, информация о Хоторне спасла бы Ентола? — спросил Нилсон.
Страйкер подумал.
— Это могло навести его на мысль быть более осторожным, поскольку он бы знал о Хоторне.