— А вы полагаете, что это имело что-то общее с Хигли? — нерешительно спросила Дэйна. — Может быть, между ними была какая-то тайна.
Страйкер вздохнул:
— Я предпринял попытку проследить за передвижением Хигли, но сдается, он давно покинул город. Конечно, мы можем запросить телефонные отчеты со станции, обслуживавшей Ентола, и выяснить, звонил ли он в Чикаго. Но если он снял где-то за плату телефонный аппарат — и звонил не со своего домашнего номера, то мы никогда ничего не выясним.
— Но зачем ему было звонить Хоторну? — спросил Нилсон.
— Не знаю, — ответил Страйкер. — Между смертью Хоторна и Ентола был промежуток в несколько дней. — Он встал и начал мерить шагами пространство между столом и окном. По этой траектории уже явственно прослеживалась дорожка на зеленом линолеуме. — Может быть, Хоторн звонил Ентолу вместо того, чтобы ездить.
— Почему все-таки? — спросила Дэйна. — Зачем ему было звонить?
— Старый друг, бывший партнер, сотрудник, Ентол мог наилучшим образом информировать его по текущим событиям в городе. Френч-стрит была не в его округе, но нет копа в городе, который бы не знал эту улицу, так или иначе. — Он запустил пальцы в шевелюру и ерошил ее, пока волосы не встали дыбом. Как и покрытие из линолеума на полу, волосы уже начали уставать — местами поредели, вне всякого сомнения оттого, что их постоянно дергали и ерошили. — Что-то такое сказал капитан про Ентола — что это было, черт возьми? — Он уставился в стену, затем его лицо просветлело. — Правильно… я еще хотел переспросить его, а потом забыл… Он сказал: «Ентол плохо спал и хотел пораньше лечь».
— Вы думаете, это — из-за Хоторна? — спросила Дэйна.
— Может быть.
— Хрен с ними, с отпечатками пальцев. Но почему он не опознал Хоторна? — внезапно спросил Пински. — Снимок-то был разослан. Ентол наверняка видел его. Почему он не сказал?
— Может быть, он хотел сказать, — предположил Страйкер. — Может быть, поэтому его и убили.
— Конечно, я помню Гэбриэля Хоторна, — сказала миссис Ентол.
Они сидели в кабинете со стеклянными стенами, который, вероятно, был задуман для летнего обитания. Яркие цветочные мотивы присутствовали на обивке мебели и занавесках. Теплый день делал комнату комфортной и красивой, а стеклянные стены позволяли миссис Ентол держать играющих во дворе детей в поле зрения. Пока она говорила, ее глаза не упускали детей и то, чем они занимались. Но впечатление было такое, будто говоришь с кем-то, кто смотрит телевизор.
— Я помню его, потому что Фил сказал, что у него правильная фамилия: он всегда сам по себе[4].
— Да, похоже, — согласилась Дэйна, обращаясь как бы к себе.
— Они не ладили? — спросил Страйкер.
Миссис Ентол пожала плечами. Она была миловидная и, вероятно, сокрушалась по поводу лишнего веса, а зря, потому что небольшая полнота очень шла ей. Но перенесенное горе иссушило ее кожу и обозначило морщинки у рта, а когда-то яркие глаза окружали темные круги.
— Они вполне ладили, я полагаю. Все это было давным-давно, да они и не бывали вместе подолгу. Я не помню, чтобы они были счастливы, расставаясь. У Хоторна была эта привычка: если все хорошо — его заслуга; если все плохо — вина Фила. Были и другие, кто с ним не уживался, но Фил… — Она всплакнула, но быстро взяла себя в руки. — Фил всегда был незлобив. И всегда уступал, вы знаете это?
— Я слышал, что Фила любили его друзья-офицеры, — мягко сказал Страйкер. — Капитан Корэса говорил, как его любили.
— Его — любили. Хоторна — нет. У него случилась драка в раздевалке с другим новичком…
— С Колином Хигли. Да, мы знаем об этом.
— Хигли ополчился на него за то, что он позволил Филу… ну, в общем, из-за мелочи. Оба вынуждены были уйти в отставку. Фил чувствовал себя неудобно, разговаривал с начальством — просил за Хигли, но никто ничего не смог сделать. Никто не слушал его. — Она выглянула из окна. Двое маленьких мальчиков играли во дворе — и один уже упал в особенно грязную лужу, окатив своего братишку градом брызг. Было очевидно, что и тот, и другой находят все это восхитительным, и оба желали повторить опыт.
— Грязь отмоется, — заметил Страйкер.
Миссис Ентол посмотрела на него укоризненно.
— Не вся, — ответила она. — Некоторую — не отдерешь.
— Вы имеете в виду?..
— Тот случай… — вздохнула она. — Я уже говорила.
— О, понятно… Как себя проявил Фил в деле Эберхардта? — Страйкер старался припомнить, что он вычитал в деле Ентола.
— Фил был офицером-оперативником, — сказала миссис Ентол. — Он — и этот Гэйб Хоторн поймали мальчишку Эберхардта, когда тот пытался ограбить бензоколонку… Они взяли его. Но Хоторн, он же юрист… он отпустил мальчишку. Как я и предсказывала, так все и закончилось… все свалили на Фила, — дескать, он был старшим офицером из них двоих… и Фил все подтвердил; сказал, что это он приказал Хоторну отпустить мальчишку.
— Но Эберхардт все же пошел под суд.
— О да. За ношение оружия — за нож. И посмотрите, что случилось: все думали, что именно Фил позволил ему уйти.
— О, я уверен, что это не так.
— Тогда чем же объяснить, что он получил повышение четыре года спустя после того, как сдал свои сержантские экзамены? — с надрывом спросила миссис Ентол. — Он каждый раз сдавал, и каждый раз они брали кого-то другого, и никогда — Фила. Но даже тогда он оправдывал ваш департамент. Так работает система, Мэй, говорил он мне. Нужно запастись терпением. Нужно понимать необходимость. Он никогда не раздражался — но я, я злилась. Ему следовало уже быть лейтенантом, как вам, может быть, даже капитаном. А теперь… теперь… — Ее голос сорвался, и она посмотрела вниз, на свои сжатые кулаки. Взрыв хохота и криков со двора отвлекли ее от горьких мыслей, и она встала. — Мне нужно вытащить детей из грязи, — сказала она. — Нам нужно еще о чем-то поговорить?
— Нет, на сегодня довольно, миссис Ентол. Спасибо. — Дэйна встала, и Страйкер неохотно поднялся тоже.
Выйдя, уже по пути к машине, он сердито посмотрел на Дэйну.
— У меня были еще вопросы, — сказал он. — Мне нужно было еще многое узнать.
Дэйна покачала головой:
— Вы бы не получили ответов. Во всяком случае, сейчас. Она еще не отошла, боль еще велика. И в особенности велика обида на департамент. Она бы отговорилась детьми, как она это сделала сейчас. Поверьте, ничего бы не вышло. Может быть, через день-два можно попытаться вновь. Или вам, или кому-то еще.
— Но она могла знать что-то…
— Ну хорошо, пойдемте обратно, — сказала Дэйна, начиная раздражаться. — Я работаю на Департамент Справедливости, не так ли? Мне приходилось задавать вопросы людям, у которых есть причины ненавидеть полицию. Чикаго, Детройт, Милуоки, Нью-Йорк — женщины, чьи мужья были убиты, более всего ненавидят полицию, на которую те работали. Позже, когда проходит некоторое время, они смиряются. Они уже могут вспоминать. Но не сейчас, Джек. В самом деле — это ничего не даст.
Он вздохнул теплый воздух, стараясь задержать ощущение весны, затем сказал:
— Ну хорошо, оставим.
Они шли к машине.
— Кто такой Эберхардт? — спросила она, в то время как он отпирал дверцу.
— Мерзкий тип, любил резать людей охотничьим ножом, — ответил Страйкер. — Мы с Тосом отправили его за решетку три года назад. Как насчет того, чтобы позавтракать?
— Хорошо бы.
Он закрыл дверцу и обошел машину, чтобы взглянуть на колесо. Затем сел — и сидел задумавшись, не включая зажигание.
— А что у тебя против Хоторна, между прочим? — осторожно спросил он. — Что-то было?
— Это личное.
— Так вот почему ты была послана поддерживать связь?
— Может быть. Мой начальник в департаменте обладает чувством юмора.
— Хоторн, чувствуется, не был удачлив.
Она смотрела прямо перед собой.
— Напротив, он был удачлив. Удача — все, о чем он заботился. Побеждать — это было хобби Гэйба Хоторна.
— И?..
— И — все. Думаю, если что-то и даст проверка телефонных разговоров, — обнаружится лишь, что Гэйб звонил Ентолу. И звонил он не по старой дружбе — он звонил, чтобы использовать Ентола. Гэйб всех использовал. Он не ведал сомнений, когда шел наверх; а за спиной оставались отпечатки его ботинок на лицах поверженных — его победный путь…