— Слава богу, Шныгин явился! Теперь можем начинать, — съязвил майор. — Садитесь, старшина. Не стойте в дверях, как фундамент от памятника Дзержинскому.
«Вот ешкин корень! А в прошлый раз „мумия Ильича“ была», — удивился Шныгин, но вслух свое удивление выражать не стал. Просто сел на задний ряд и мысленно посетовал на то, что забыл купить в дороге семечек.
— Итак, общее собрание можно считать открытым, — констатировал майор, обводя собравшихся ясными и добрыми отческими глазами. — Сначала выступлю я с общим докладом. Потом слово будет предоставлено профессору Зубову, — всклокоченный мужичок в президиуме кивнул головой. — Дальше — по обстоятельствам…
Впрочем, ни «сначала», ни «потом», ни «дальше» не получилось. За дверями актового зала раздался какой-то непонятный скрежет, затем в щели между створками засверкали оранжевые искры и послышалось шипение. Продолжалось оно не больше двух секунд. Затем двери с грохотом свалились внутрь, сломав парочку пустых кресел. Ну а после сего занимательного фейерверка в помещение актового зала просунулся ствол танковой пушки.
Шныгин, повинуясь рефлексам, свалился на пол, между рядов кресел. Краем глаза он заметил, что то же самое сделали и трое его соседей по комнате. Новые члены персонала базы, с которыми старшине познакомиться еще не довелось, остались сидеть на своих местах, и лишь майор Раимов вскочил со своего места, грозно стукнув кулаком по столу.
— Мать вашу в полный рост, — виртуозно выругался он, вызвав невольное восхищение Шныгина. — Харакири-сан, объясните мне, что это чудище здесь делает?
— Получен приказ собраться в актовом зале, — раздался из танка механический голос. — Приказ выполнен.
— Замечательно, — выдохнул Раимов и рухнул в кресло. — Старшина, поздравляю. Вы прибыли на собрание не последним.
Шныгин осторожно приподнял голову над спинками, стараясь рассмотреть неизвестного пришельца с пушкой, к тому же, реагирующего на голосовые команды майора. Таковым оказался небольшой танк. Впрочем, «танком» эту конструкцию можно было назвать лишь с большой натяжкой, поскольку машина своими размерами ничуть не превышала габаритов всемирно известной «Оки». Конструкция, правда, судя по всему, была бронированной и к тому же явно обладала большими функциональными возможностями. Ведь дверь-то она как-то вскрыть умудрилась?!
— Извините, господин начальник проекта, — прерывая изумленные размышления Шныгина, раздался голос маленького японо-китайца. — Видимо, в речевом детекторе робота произошел какой-то сбой. Сейчас я все исправлю.
— А двери мне кто исправлять будет? — поинтересовался майор, а затем махнул рукой. — Хорошо. Убирайте своего вредителя на гусеницах отсюда, а со строителями бункера я потом лично разберусь. Я им…
Договорить майору снова не пришлось, и опять его перебил грохот. Причем в этот раз он раздался не от двери, а с того места, где сидел Джон Кедман. Огромный негр, словно танк недавно, поломав на пути парочку кресел, вскочил со своего места и вытянулся по стойке смирно.
— Сэр!.. Капрал Кедман, сэр. Разрешите вопрос, сэр? — завопил он. — Что здесь, в конце-концов, происходит?
— Воно ж ты посмотри, и Кедманы, оказывается, чегой-то не знают! — восхитился Пацук, следом за Джоном поднимаясь с пола. — Товарищ майор, вы уж объясните обездоленному еврейскому негру!..
Раимов прокашлялся и с таким довольным видом, будто ему кумысом хлебальник намазали, обвел собравшихся начальственно-покровительственным взором. Та часть собравшихся, которая еще пребывала в неведении относительно чудес, происходящих вокруг, в свою очередь, ответила майору взглядом требовательно вопрошающим, в духе плакатов предвыборной агитации. Что, естественно, не лезло ни в какие уставные рамки! Раимов изумился и решил попробовать посмотреть на подчиненных по-другому, а именно — строго.
Подчиненные потупились и уселись на свои места. За исключением Харакири-сана и танка. Причем, и из президиума, и из зала абсолютно невозможно было понять, кто из них кого перепрограммирует, так как танк, в ответ на вскрытие японо-китайцем крышки пульта управления, вытащил из пазов у основания башни телескопические манипуляторы и принялся шарить у программиста по карманам.
«Чего он там, запасные батарейки для плейера, что ли, ищет, еври бади?» — удивленно подумал Шныгин, но вслух этого, естественно, в полном соответствии с уставом, не сказал. Тихо отвернулся и внимательно прислушался к словам Раимова.
— Товарищи, господа и прочие граждане! — начал свою речь майор. — До сего дня многие из вас спали, ели, пили, справляли свои другие потребности и не ведали, что отечество выбрало вас для самой ответственной задачи. А именно, для спасения нашей матушки-Земли!..
— Во загнул! — шепотом восхитился Пацук.
— Ты не мог бы помолчать для разнообразия? — так же шепотом поинтересовался у украинца Шныгин. Есаул скорчил в ответ крайне недовольную «бендеровскую» физиономию, призванную показать, что порядочный украинец обычно делает с москалями, но все же замолчал.
К счастью для обоих, Раимов был слишком вдохновлен собственной речью, поэтому болтовни подчиненных не заметил, и все прочие члены команды были лишены возможности наблюдать экстремальное зрелище того, как русский с украинцем чистят бульбу. В наряде, естественно. Майор лишь слегка скосил глаза в сторону обоих болтунов, но пламенный доклад не прервал. Нельзя сказать, что его речь произвела на собравшихся неизгладимое впечатление, но кое-кого она заставила-таки рты от удивления раскрыть.
— Не думайте, что это только возвышенные слова, — заявил Раимов, комментируя свое заявление по поводу «спасения матушки-Земли». — Вы действительно будете спасать планету в прямом и переносном смысле этого слова, поскольку нашествие инопланетян на Землю покинуло экраны фантастических фильмов и стало реальностью. Пришельцы среди нас! Спасайтесь, кто может… То есть, спасем все, что можем, я хотел сказать.
Майор сделал паузу, видимо, ожидая бурных и продолжительных аплодисментов в благодарность за полет его командирской мысли, но ничего, кроме гробовой тишины, не дождался. Затем кто-то в зале присвистнул от удивления, и это послужило сигналом ко всеобщему бедламу. Заорали все. Причем, громко и одновременно, отчего смысл хотя бы одной фразы разобрать было невозможно. Зато в эмоциях общего собрания разве что глухой бы запутался. Было в криках все: и недоверие, и удивление, и негодование, и восторг.
Исключение из голосящей компании составили только четыре человека — оба члена президиума, Зибцих и Шныгин. Но если первые двое молчали от того, что заранее знали повестку дня общего собрания, то в случаях с бойцами все было по-другому. Ефрейтор сидел тихо из-за намертво въевшегося в кровь инстинкта субординации и истинно немецкой дисциплинированности, а Шныгину просто было все по барабану. Потому как видавшего Саддама Хусейна старшину пришельцами уже удивить было никак невозможно. Сергей, в ответ на заявление майора, хмыкнул и, окинув орлиным взором актовый зал, стал в уме просчитывать, можно ли ему тихонечко покурить на заднем ряду, пока все вокруг суетятся. Решив, что внимания на него никто не обратит, старшина достал сигареты и уже собрался высечь искру из огромной бензиновой зажигалки, но в этот момент Раимову надоели истошные вопли. Которые, кстати, на аплодисменты ничем не походили.
— Молчать! — рявкнул майор так, что даже у танка манипуляторы сникли, оторвав по пути карман халата программиста. Оттуда на пол вывалилось «тамагочи» и, закатившись под стул, временно затихло.
— Вот это я называю командный голос! — словно перед курсантами на плацу, радостно и гордо заявил Кедман.
— Молчать, я сказал, — снова потребовал майор, но на этот раз уже тише. Зато капрал поддержал командирский почин.
— Ес, сэр! Слушаюсь, сэр. Так точно, сэр! — завопил он, вытягиваясь по стойке смирно.
— Во орет. Прямо як вол на пилораме, — удивился Пацук, глядя на американца снизу вверх.
— Не понял, как як или как вол? — сделав наивные глаза, поинтересовался у него Шныгин.