Поставив кастрюлю на плиту, я налил в нее масла и бросил соли. Отсыпал риса и бросил его промываться в мелком решете под краном. Как раз в это время — на кухню вошел американец.
— Доброе утро… — сказал он
— Доброе…
— Слушай… — сказал он — здесь есть бритва или что-то в этом роде?
— Нет — сказал я — борода ваджиб.[52] Тут убивали парикмахеров за то что брили бороды.
— Черт…
— Не переживай — сказал я — ваши спецы тут тоже не брились.
— Я знаю… — раздраженно ответил американец — просто неохота опускаться. Кстати, ты знаешь, что от готовки на масле появляются холестериновые бляшки?
— Не меньше, чем от истекающего жиром гамбургера кинг-сайз — сказал я — впрочем, если хочешь готовить сам, я не возражаю…
— Да нет… — американец подумал и сказал — просто нервы.
Убедительный повод. Я бросил рис в кипящее масло, буквально взорвавшееся от такого вторжения, и, немного переждав, начал засыпать пряности. На плошку риса — примерно полторы воды, если я правильно помню. А дальше — посмотрим…
Рис, несмотря на долгое отсутствие практики — получился вкусным. Впрочем, это может быть, потому что мы голодны. Я лично — не жрал больше суток, чтобы не идти в бой с полным желудком.
Американец задал вопрос первым. Это было важно — я готов был сидеть и ждать, пока он его задаст. Вопрос был донельзя своевременным.
— Долго нам тут сидеть?
Я облизал ложку
— Полагаю, все зависит от тебя.
— То есть?
— Видишь ли, друг… — сказал я, посмотрев американцу прямо в глаза — ты знаешь парня по имени Джефф Барски?
— Знаю… знал, точнее
— И я знал. Очень хорошо знал.
Повисло напряженное молчание
— Барски был моим агентом. Передавал мне информацию. Ты это уже понял, да?
Американец молчал
— Он работал не за деньги — хотя я ему подбрасывал кое-что. Он работал потому, что едва не погиб от рук исламистских ублюдков. И когда он познакомился со мной — он понял, что я, русский, ненавижу их не менее сильно, чем он. И готов убивать их. Одного за другим. Без дурацкой бюрократии, ограничений и запретов. И не остановлюсь, пока не перебью их до последнего человека. А Джейку было все равно, кто именно их убьет, американский беспилотник ракетой или оперативная группа русского спецназа. А как тебе? Тебе не все равно?
Американец подумал. Потом неуверенно ответил
— Я не могу делать такой выбор.
— А Джейк мог. И сделал. Что мешает тебе?
…
— Вы никак не можете понять одной простой вещи. Во время холодной войны, избивая друг друга — мы ослабли настолько, что впервые за сто лет дали этим тварям — реальный шанс. Шанс опрокинуть весь мир и прекратить его не в ад, а в одну большую и безнадежную помойную яму. Я слышал, что кто-то из вас слушает записи девять-один-один.
Американец дернулся. Попал! Хотя я не знал этого, просто сказал на удачу.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. А я — никогда не забуду того, что произошло в Беслане. Двести детей сгорели в огне, разожженном фанатичными бородатыми ублюдками, которым было все равно, что на свои жизни, что на детей. Может быть, ты думаешь, что их жизни менее ценны, чем жизни тех, кто погиб в девять — один — один? Ты так думаешь?
— С чего ты взял? — возмущенно сказал американец — конечно, я так не думаю!
— Тогда почему вы действуете так, как будто это так и есть?! Почему вы до сих пор видите в нас врага и бьете, что есть силы? Может быть, настала пора прекратить все это? И пожать друг друга руки — по крайней мере, нам с тобой.
Американец думал долго. Потом — покачал головой
— Нет. Не могу.
— Почему?