На других ничего не нашли. Я подошел к саперу, безо всякой защиты.
— Мужик, подкурить помоги… — сказал он — целый день без курева.
— Чего так — поинтересовался я, подкуривая сигарету. Тоже русский… интересно. Нас тут не больше двенадцати — четырнадцати тысяч — но всю дорогу наталкиваешься на наших.
— Целый день звонки отрабатывали…
О… это уже примета нового времени. Теперь в моде джихад нового поколения — личный джихад, иногда и бескровный. Теперь какой-нибудь придурок — посмотрев ролик в Ютубе не минирует мечеть — а звонит и сообщает, что она заминирована. Тоже джихад, однако.
— Разминировать попытаетесь?
— А чего так? — мужик пыхал сигареткой, не поднимая рук, глаза у него были как у заслуженного охотничьего пса, усталые и внимательные.
— Да интересно, кто это меня так любит.
Сапер окинул меня взглядом
— А чего? Можно и попробовать.
— Тогда удачи — я продиктовал свои координаты в Багдаде
— Удачи…
Вспомнилось — в багажнике мясо. И куда его теперь? Идиотские мысли в голову лезут.
Подошел к кучкующимся у полицейской машины стражам порядка, но не поздоровался. Строить буду.
— Кто старший?
Один из них козырнул
— Я, подполковник Хабиби.
— Я из министерства нефти. Мне нужно в Багдад, как можно быстрее. Документы, водительские права — в машине…
И одежда тоже, но это — дело десятое. Министерство нефти — фирма козырная, а я на самозванца не похож. Здесь все зависит от нефти, и кто встанет на дороге у тех, кто добывает, транспортирует, продает или охраняет нефть — в лучшем случае пойдет на перекресток движение регулировать.
— Есть — по-военному отдал честь подполковник, перевел взгляд на одного из собеседников. Тот тоже козырнул.
— Почту за честь отвезти вас, эфенди. Следуйте за мной…
Полицейская машина — оказалась обычным китайским внедорожником FAW, без особых излишеств, передние сидения обтянуты кожей типа дерьмантин. Сидеть на них, тем более в трусах — было неудобно. Но я терпел.
Капитан Соджади — был для своего звания совсем молодым, потому видимо службу нес ревностно. Машина была чистенькой, меж сидениями, там, где у американских полицейских стоит помповый Ремингтон — стоял знакомый АК-12, в держателе — гражданский навигатор с перепрошивкой, на который можно передавать все что угодно и даже данные с беспилотника. Ехали довольно быстро, под сотку — но в Мерседесе все же удобнее…
Капитан косился на меня, хотел что-то спросить. Как проехали Рамади не выдержал.
— Прошу простить за вопрос, эфенди, вы — русский?
— Русский — кивнул я — а зачем спрашиваешь.
— Отец хорошо говорил про советских. Говорил, они справедливые люди. Мать училась на врача в СССР. А советских больше не будет?
Я качаю головой
— Нет. Не будет.
— А почему? — с детской непосредственностью спрашивает полицейский капитан
Хороший вопрос — почему. Я бы тоже хотел знать ответ на этот вопрос…
Ведь почти тридцать лет прошло с тех пор как все это началось. Да чего там! Если брать начало Перестройки — то тут уже за тридцатник будет. Почти возраст Христа.
Я сам — перестройку почти не помню. Почти. Глуп тогда еще был, мысли совсем о другом были. Помню только — начали продавать плакаты с голыми бабами, прямо в метро. Это называлось «АнтиСПИД». Газета — СПИД-Инфо, почему то тогда СПИД был одной из основных тем, при том, что в СССР тогда сотни две зараженных было, не больше. А разговоров — как будто все вот — вот от СПИДа перемрем. А на митингах я бывал, да… старших курсантов в оцепление все кидали, или в толпу, смотреть — слушать. Смотрели — слушали. Но вряд ли что-то понимали. И те, кто приходил на эти митинги — мало что понимал, я думаю. Все видели только одно — что в государственных магазинах все нет, а в кооперативных — все есть. Но тогда еще не догадывались, что в кооперативных есть то, что украдено в государственных.
Дефицит сплошной начался. Кстати, когда я был в Сирии, разговаривал с людьми, помнящими то время — говорили, что в те годы очень много всякой электроники из СССР появилось. Телевизоры цветные, даже с японскими кинескопами, магнитофоны. Восток жил не сказать, что богато — и тогда многие смогли впервые себе позволить бытовую технику и электронику. Это тебе не сейчас — дешевый Китай. И говорили, что продавал все это — невесть кто, а закупал — в основном местный ширпотреб и гАлекстерею. Сапоги, ботинки, спортивные костюмы. И везли все это в СССР. Военными самолетами.
Когда я начал все это понимать — а устаканиваться и в голове и в жизни начало в нулевых — я сначала их ненавидел. Доходил даже до мыслей стать народным мстителем. А потом понял: все правильно. Все — справедливо.
Когда тебя обобрали цыгане на рынке или аферисты в каком-нибудь МММ — виноваты не они, виноват — ты. Это ты — отдал деньги прохиндеям, а потом орешь как потерпевший. Жизнь — не шоколадная конфета. И надо быть умнее. Различать, когда тебя хотят кидануть.
Нас просто кинули. Группа аферистов подобралась к власти и кинула нас. Кидала все девяностые, и через колено и через х…. И сейчас — мы просто стали умнее. Нас уже не кинуть, не развести дешево… да и дорого тоже не развести. Так что мой друг Джейк не совсем правильно сказал про русских — мы не лжецы. Мы просто больше никому не верим. Совсем никому. Никому — никому. Но мы прошли через это и стали сильнее. А олигархи? Ну, и где эти олигархи?
И Советский союз, друг мой, Соджади — не вернуть, он никогда не вернется. Может быть, мы еще создадим государство под названием СССР — его создать проще чем кажется. Но советских людей — больше не будет. Никогда. Потому что когда перестанешь верить — потом уже не научишься. Перестают верить навсегда.
Мой дядя — интернационалист, побывал в Йемене. Жизнью рисковал, он оказался в Адене, когда там президент поднял мятеж против Политбюро и приказал родственным ему горным племенам вырезать Аден и всех советников заодно. Вернулся он оттуда… а у Внешэкономбанка уже жучки шустрят. Выдали ему вклад его — в деревянных, конечною На чеки Волгу купил… нужна она, кому, эта Волга. Хоть бы кооператив купил, дурак…
Я лично здесь заработал около миллиона долларов за то время, пока здесь нахожусь. Конечно, если учесть бушующую инфляцию — это не так много, как десять лет тому назад — но и не мало. Часть официально — жалование от министерства нефти, премиальные, то — се. Часть — неофициально, скажем так. Я уже говорил — когда мы берем курьера с деньгами или кассу моджахедов, ни один дурак не пойдет ее сдавать. Пилим меж собой, и иракцам хлеб и нам… приятно. Часть — водочка, хлебушек черный, я в этом долю имею. Плюс — тут рядом Дубай, я по возможности золото дешевое скупаю и в Россию отправляю. Военными рейсами, кому там продавать — найдут.
При этом — меня нельзя назвать предателем, и даже просто плохим работником — один Джейк чего стоит в смысле информации, которую он дает. Я не торгую наркотиками — узнаю, кто торгует, тупо организую, чтобы его убили на операции, такого в своих рядах допускать нельзя. Я не подрабатываю киллерством — этого только не хватало.
Миллион долларов.
Вот в этом — и разница между нами. Меня не разведут никакие жучки — деловички. Которые в свое время в Ташкенте афганцев грабили, да около ВЭБа паслись, совкоммандированных обирали. Меня не развести ни на долларах, ни на чеках [33]— я сам кого хочешь, разведу. И мне не нужна помощь государства… я сам ему помогаю. Государство сильное — значит, и я сильный. В этом принципиальная разница между мной и моим дядей. Он надеялся на государство, был не более чем винтиком в машине — и одновременно он зависел от государства во всем. Он надеялся, что его не кинут в ВЭБе. Что ему назначат пенсию, как воину-интернационалисту. Что его не забудут. Не оставят. Что-то дадут. И такими были мы все. А сейчас — мы все другие. Нам только не мешали бы…
И… нас ведь кидали. Страну — кидали. Сколько по всему Востоку наших хрущевок стоит. И тут — немало. Сколько баз мы всяких построили. Сколько техники сюда загнали. И что? За большинство — с нами даже не расплатились.