— Разрешите?
Генерал-лейтенант Васнецов, новый начальник КТЦ и старший военный советник посмотрел на меня больными, усталыми глазами
— Вы что-то хотели?
— Один эпизод… Разрешите?
Генерал кивнул. Я перешел на другое место, самостоятельно перезапустил программу, выделив только интересующий меня сектор.
— Вот этот человек. Я его видел из здания, в котором находился за несколько секунд до взрыва
— И что? — спрашивает Павел Константинович — обычный мухомор, что с ним не так?
— Мне интересно, куда он идет? Он ведь не офицер, так?
— Допустим… — произносит еще один ФСБшник, стоящий напротив
— Повторяю вопрос — куда он идет? По центру улицы, по жаре, в снаряжении. Сомнительно, что поссать…
Никто не смеется и даже не усмехается — все вымотаны до предела.
— Он идет к штабу. Может его послали с докладом?
— Тогда почему не бегом, товарищ полковник? Он не торопится…
Молчание
— Как Аль-Малик ускользнул из сети? Кто-то что-то видит на экране?
…
— Он — один из нас. Он знал все наши процедуры, черт, он тренировался вместе с нами. Если мы правильно его опознали — то это оперативник экстра-класса, джокер…
Краем глаза замечаю: Павел Константинович смотрит на меня, как кулак на председателя колхоза. Несмотря на то, что армия уже не та, а здесь, в Ираке — тем более не та, все равно — милые традиции сохранились. Не вылезай — тебя же и грузанут. Инициатива всегда имеет своего инициатора. Не будь слишком умным — по крайней мере, умнее своего начальника…
Но мне плевать на это, и давно плевать — я в активном резерве. Уволят — пусть увольняют нахрен. Место такому как я всегда найдется — тот же генерала Рафикат первым мне дом и машину купит. У них же тут как… не так как у нас. Саддам Хусейн об армии заботился: каждый выпускник офицерского колледжа получал ключи от новенькой Вольво. Каждый полковник — вместе со званием — ключи от новенького Мерседеса. Каждый генерал — от дома. Бесплатно, если не догадались. У нас — каждый офицер должен был испытать полной мерой все тяготы и лишения, и к концу Перестройки превратился в зачуханное и оплеванное существо. Нет, мне не обидно. Это я просто так, не обращайте внимания…
— … он не мог не знать наши процедуры, он не мог не знать про то, что над районом будут висеть БПЛА, он не мог не знать, что работает программа распознавания. Любой крадущийся, перебегающий от подъезда к подъезду, выбирающийся пешком на дорогу — любой такой человек будет замечен программой и выдан оператору как цель. Более того — я уверен и в том, что он ждал нашего появления. Так как он выбрался из кольца? Кого — везут в первую очередь и никто и не подумает спросить у них документы?
— Раненых? — догадывается Павел Константинович
— Их самых…
— Постойте… — рокочет генерал — но это что получается… он что, сам подорвал себя? Но это безумие?
— Это единственный способ быстро и гарантированно вырваться из кольца. Единственный, который приходит в голову, если предположить, что у него не было сообщников и среди иракцев и среди нас. В первую очередь — я бы обзвонил все больницы, в которые доставили раненых и пострадавших. И если одного не досчитаемся…
Обзвон — закончили через час. Как я и предполагал — одного раненого не досчитались. Он просто исчез из больницы, испарился. Судя по данным первичного осмотра — ничего серьезного, контузия, мелкие ранения осколками.
К утру — создали временную сводную оперативную группу «Царь». Ваш покорный слуга в нее… конечно же не попал. Почему? А нельзя! Действующий резерв! И нашли, что допуск к государственной тайне давно не обновлен. Вот и усё…
Закончили, когда на востоке — уже забрезжил рассвет. Спустившись вниз по скоростному лифту вышли на двор. Павел Константинович кивнул — надо поговорить. Отошли.
— Куда ты лезешь… — шеф не был настроен дружелюбно — тебе своих головняков мало- не вопрос — подкину. Куда нос суешь?
— Товарищ полковник, я Аль-Малика знаю лично. У меня с ним счеты.
— Б… и слышать не хочу. Что у тебя с источником твоим? Где данные?
Б… Я не мог сказать о гибели Джейка Барски. Пока не мог… даже мертвый, он может быть скомпрометирован. Точнее — тот или те, кто стоит за ним. А если я не могу сказать что источник погиб — все другие слова превращаются в раздражающие оправдания.
— Товарищ полковник на связь не выходил.
— А ты сам назначь! Активнее, активнее! Ты что — не видишь, что делается? Завтра нас тут — в космос запустят. Работать надо! Понял?
— Так точно.
— Иди работай. Ориентируй свой источник на Малика — и пусть работает. Без данных — не возвращайся.
— Так точно.
— Распустились. Казачья вольница!
Шеф явно остывал.
— Разрешите идти?
— Иди. Доложишь мне завтра, что сделал…
Что сделал, что сделал… Пошел бы и сам что-нибудь сделал… козел. Кто не умеет работать — тот учит, как.
Поутру — оставил сигналы экстренного контакта. Надеюсь, что кроме Барски их знает кто-нибудь еще…
Информация к размышлению
Документ подлинный
Перевод с английского, оригинал: Russia's new Middle Eastern role, вy Spengler
Россия вставила палки в колёса планов Запада на Сирию, пообещав поставить правительству Башара аль-Асада высококлассные зенитно-ракетные комплексы С-300. Точное время возможного прибытия ракет остаётся неясным; последние слова, сказанные Москвой, были о том, что ракеты ещё не на месте, и это означает, что вопрос открыт для торга.
Для Запада это унизительно — споткнуться о меняющую правила игры российскую технологию почти через четверть века после падения Берлинской стены. Ещё больший позорный факт состоит в том, что у Запада нет контрмер против российской системы, и это — результат неправильно расставленных приоритетов в обороне за последнюю дюжину лет. Если бы Соединённые Штаты потратили на противоракетные технологии хотя бы часть тех ресурсов, которые они вбухали в государственное строительство в Ираке и Афганистане, России изначально не хватило бы козырных карт в переговорах. Однако, что сделано, то сделано, а сейчас уже актуален следующий вопрос: что делать Западу теперь?
…
По моему мнению, правильнее всего подойти к этому, прочертив чёткую линию между беспринципным вмешательством России в дела Ближнего Востока и экзистенциальными для российского государства вопросами. Как бы нам не нравился способ, которым русские ведут свои дела, это не во власти Запада — изменить характер российского режима.
Что Москве нужно на Ближнем Востоке? С недавних пор она стала проявлять более активный интерес к региональным нарушителям. Жан Азиз из Al-Monitor утверждает, что встреча 28 апреля в Ливане замминистра иностранных дел России Михаила Богданова с главой «Хезболлы» Хасаном Насраллой знаменует собой поворотный момент в отношениях России с этой организацией. Новый альянс России — пожалуй, это будет подходящим здесь словом — с ливанской террористической организацией, говорит о российской ориентации на выкраивание сферы влияния.
С другой стороны, Россия, по-видимому, не хочет полномасштабного союза с иранским режимом и его сирийским сатрапом. Иран в настоящий момент преследует Россию в судебном порядке за отказ поставить обещанную систему С-300 — в тот самый момент, когда Россия утверждает, что отправляет ту же систему в Сирию. Отказ России выполнять свои обязательства по контракту с Тегераном является сигналом о том, что режим Путина не будет сильно горевать, если кто-то уничтожит иранские мощности по производству ядерного оружия. Россия не заинтересована помогать фанатичному режиму развёртывать ядерное оружие на её южном фланге.
С другой стороны, поддержка Россией режима Асада — это факт из жизни. Россия, возможно, получает удовлетворение от паралича Запада в регионе и пытается поставить Соединённые Штаты и их союзников в неловкое положение, но это дело вторичное. Кроме этого, она может хотеть продемонстрировать миру, что не бросает союзников так, как США поступили с бывшим президентом Египта Хосни Мубараком. И снова, это второстепенный вопрос. Заинтересованность России в исходе гражданской войны в Сирии проистекает из двух критических императивов.