Вот только любой полет — рано или поздно заканчивается. Кроме одного… последнего.
После очередной затяжки — я увидел Аль-Малика. Он сидел по-турецки напротив меня — и пыхал косячком. Я попытался его ударить… но он без труда отбил мою руку
— Э… э… — сказал он — не мешай. Вот… дерни лучше.
— Мразь… — сказал я — за что?
— Что — за что?
— За что ты убил Вована?
— Ты же знаешь, что это не я — сказал аль-Малик. И улыбнулся так мерзко, что мне захотелось его ударить. Но я не ударил…
— А Красина — тоже не ты?
— Красина я… — Аль-Малик сидел напротив меня, довольный и горделивый как пьяный палач — здорово я их поймал, правда…
— Мразь…
— Не. Ошибаешься. Это ты — мразь. Хоть тебе никто этого и не скажет. Но в историческом контексте ты — мразь…
— Это почему?
— Потому что ты предал своих дедов и прадедов. Помнишь, что ты говорил своей шлюхе…
— Она не шлюха, ты, подонок…
— На вот, пыхни… пыхни, пыхни…
Я пыхнул. Но почему то — больше не взлеталось. Тело тянуло к грешной земле.
— Она шлюха, потому что ты к ней относишься как к шлюхе. Просто используешь ее для удовлетворения своей похоти.
— Да что ты знаешь?! — заорал я, а может и не заорал, а просто сказал — я ей замуж предлагал выйти, понял?!
— Да? Она не говорила.
Дьявол. Он — дьявол. Сатана. Шайтан. Совсем не просто так — эти слова созвучны
— Отойди от меня — сказал я и попытался положить крест — наша сила в могуществе Господа Нашего!
Не знаю, это ли говорят экзорцисты, когда изгоняют дьявола. Но мне больше ничего в голову не пришло. Это из Дракулы Брэма Стокера, я фильм смотрел
Но дьявол не ушел. Вместо этого — он снова пыхнул косячком
— Хочешь скажу, в чем ты не прав? В чем вы все не правы?
— Скажи… мразь.
— Хватит называть меня мразью. Вы виновны в том, что забыли дело наших дедов. Продались за миску похлебки. Это говорю тебе я, шайтан. Страшно?
— Да пошел ты. Я тебя не боюсь. И рано или поздно — убью, понял?
— Попробуй. Знаешь, как я стал таким, как сейчас? Аль-Шайтаном?
— Нет.
— Так послушай. Когда меня посадили… в лагерь, там была библиотека. Хорошая библиотека… Там были старые книжки. Других не было. Советские старые книжки и газеты…
— И там было написано «Аллах Акбар»? Так что ли?
— Нет… ни хрена такого там было не написано. Там было написано, как пацаны бросались со связкой гранат под танки — потому что танки нечем было остановить. Понял?
— Ни хрена не понял.
— То-то и оно. В лагере — была ячейка. Я даже сначала хотел порезать их. Собирал людей. А потом я понял — они такие же, как и те пацаны, которые бросались под танки. Он искренне верили — в отличие от нас.
— В Аллаха? — уточнил я
— Да, в Аллаха — согласился аль-Малик — но какая разница? Любой искренне верящий — неважно во что — лучше, чем тот, который не верит ни во что вообще. Ты не согласен?
Это было сложно для моих мозгов. Поэтому — я пыхнул еще раз.
— Не — а — сказал я — ни хрена.
— А почему? Можешь сказать?
— А что… что говорить. Ты же воевал… в Сирии. Убивал там… наших. Посмотри что сделали со страной. Раньше там жили люди. А теперь там ад…
— Да, но как там жили…
— Нормально жили…
— Это не жизнь. Там был спецслужба… как и здесь. Раз в год она хватала… одного из тысячи, тащила в подвал и вырывала ногти. А остальным девятьсот девяносто девяти… было пох… Они думали, что придут не за ними.
— Да… только вот ты и такие как ты… не похожи на ангелов. Прикинь?
И я — глупо засмеялся. Радостный от того, что так круто его поддел. Моего врага. Давнего врага. Существование которого — придает смысл и моей жизни вот уже несколько лет. Ведь мы — это не только наши друзья. Но еще и наши враги…
— Новый мир… рождается в боли и крови… Но он обязательно родится. Как сказал Виктор Гюго — сильнее всех армий мира идея, время которой пришло.
— И какая это идея?
— Справедливость, друг. Справедливость…
Меня это так рассмешило — что я чуть не выронил свой косяк. Ржал, наверное, долго.
— Справедливость… б… справедливость…
— Что тебя смешит?
— Справедливость… где ты ищешь справедливость, придурок… Духи не имеют ничего общего со справедливостью. Они просто приходят и устраивают помойку…
— Ты видишь только сверху…
— А ты значит изнутри…