На этот месте — я должен был патетически спросить — «так вы все знали!». Но я этого не сделал. Я знаю систему, в которой работаю. Здесь все друг друга используют — как могут. И трагическая патетика — неуместна. Это как если священник, зашедший в бордель и возмущающийся творящимся там развратом…
Я знаю свое место и несу жребий
— Куда мы едем?
— А ты не понял? К башне. Хочу показать тебе — чтобы ты не психовал. Кстати — мы твои разговоры слушали. Сам бы поверил…
Я помолчал. Действительно — мы ехали к башне, это было утомительным занятием, потому что центр был перекрыт. Никто не знал, что президентов — так и не будет.
— Кто убил Вована? — спросил я
— Аль-Малик. Мы сами не все знаем. Он доложил нам, что стал подозревать твою… Видимо, он попытался проследить за ней. След вел к Аль-Малику.
— А Красин?
— Тоже он.
— Как он к нему подобрался?
— Мы не знаем.
Да и какая в сущности разница. В системе есть одно, тщательно соблюдаемое правило — ни одна операция, короткая ли, долгая ли — не должна зависеть от одного человека. Каждый человек в системе — расходный материал. И должен быть заменяем. Все эти традиции — типа поминок и залпа над могилой — всего лишь должны скрыть эту неприглядную правду.
Вот почему система не приемлет меня, а я не приемлю систему. Я не взаимозаменяем и не позволяю себя сделать таковым. И я — не расходный материал.
Мы свернули в сторону строки. Дорогу перекрыл БТР. Павел Валентинович опустил стекло, показал документы и одноразовый пропуск. Одноразовый — только на время саммита глав государств, потом он уничтожается.
У высотки — стояли несколько машин, в том числе машина скорой. Павел Валентинович — по хозяйски подошел, глянул внутрь. Жикнул молнией…
Не опознать. На меня пялился бельмами полностью обгорелый труп. Но на сей раз — у нас есть что-то для опознания.
Я забрался в машину — от мешка дух был тяжелый, отвратительный. Отстегнул молнию дальше, пока не добрался до рук.
Так и есть. На левой — не хватало мизинца и части безымянного.
Он просто отрубил их — и бросил в огонь там, в Ар-Рутбе. Чтобы их нашли и по анализу ДНК заключили что это он. Он так ненавидел нас, что готов был и на это…
Я смотрел на обгорелый труп, сам не знаю зачем. Мутило.
— Чем его?
— Ракетой. Мы заказали ударный самолет, он барражировал в двадцати километрах от города. По выстрелам — его засекли и навели ракету. Это был единственный способ покончить с ним раз и навсегда…
Как бьется сердце…
И тут я осознал, что это вовсе не сердце. А мобильный телефон, поставленный на виброзвонок. Включил, глянул. Вот же гад.
— Дайте ключи.
Павел Валентинович посмотрел на меня — и без лишних слов дал ключи. Спасибо и за это…
Ирак, Багдад
29 июля 2019 года
В доме у меня — была система контроля, простая и практически непроходимая, пассивная. Ее мне собрали наши умельцы и ее особенностью являлось то, что при нарушении периметра — она не взрывалась воем, не посылала никуда никаких сигналов. Она вообще не посылала никаких сигналов. Ее можно было активировать с сотового, набрав специальный номер. И в ответ — приходила информация, есть кто в доме или нет. Хорошая информация, с видео. Именно за счет того, что она была пассивной — ее практически невозможно было обнаружить. А мне — не надо было знать, кто побывал в доме — точнее, надо, но для этого у меня есть другие средства. Мне надо знать, есть ли кто в доме именно сейчас.
Система показывала — есть. Черт возьми, есть…
Сукин сын…
В дом я не полез. Я просто остался в машине, пересел назад, и привел в боевую готовность хранящийся в машине автомат. И когда оперативник ЦРУ Алан Салливан вышел из дома и направился к своей машине — я направил автомат на него и включил лазерный прицел. Машина у него была светлого цвета — и красная точка на багажнике сказала ему все, что он хотел знать.
Он остановился. Медленно повернулся ко мне. Я показал ему рукой — иди сюда…
Он подошел к машине.
— Салам алейкум. Садись — показал я на переднее пассажирское
Краем глаза — я заметил, как сзади по улице — мигнул фарами БМВ, выбираясь из ряда припаркованных машин.