— Ты кто такой?
Здоровяк не отвечает. Проморгавшись, я вижу в его руках УЗИ, одна из новых моделей. Не слишком то разумно использовать здесь израильский автомат — хотя это может быть иранская модель. Иранцы получили много УЗИ во времена Шаха, тогда их САВАК, службу безопасности — тренировали специалисты МОССАДа и израильской армии. А теперь там производство налажено — небольшими партиями для себя…
— Кто ты такой, мать твою? — спрашиваю еще раз
Здоровяк ничего не отвечает. Видимо, решил помолчать от греха подальше. Башка как болит… и от этого накатывает тупая, нерассуждающая злость. И тошнит еще. Сотрясение наверное заработал, если не что похуже.
— Что так и будем сидеть, а? Ты знаешь, кто я такой? Тебя потом из-под земли достанут!
Если вы попали в плен — оцените ситуацию. Конечно, если вы простой гражданский, за которым никто не стоит — лучше не говорить того, что говорю я и не делать того, что делаю я. Для группировок, занимающихся похищениями людей, вы не более чем скот. Да, они хотят получить за вас выкуп, но если они придут в ярость, они убьют вас, не задумываясь. Потеря заложника для них, в большинстве случаев ничего не значит — украдут еще.
Но в данном случае — я порезал кого-то из них, и меня не убили. Сидят теперь и охраняют. Значит, я им нужен — именно я, и никто другой. В таком случае не лишним будет посеять в охранниках сомнения и страх, пока это возможно.
— Эй, ты знаешь, что в Ираке практикуется смертная казнь через повешенье? Это если генерал Саидбек не прикажет переехать тебя машиной. Он борется с похитителями, и это ему порядком надоело. Поэтому, он придумывает все новые и новые виды казни. Последняя — переехать человека машиной и бросить подыхать.
Молчит. Ну-ну, молчи…
— Есть возможность все решить. Ты слушаешь?
…
— Где мы находимся? Выпустишь меня — тебе ничего не будет, клянусь. Я даже дам тебе денег, и немало. Сто штук баксов — этого хватит, чтобы свалить отсюда.
Молчание. Идейный, видать. Зато где-то — слышны шаги, почему то не по бетону, а как по стали. Интересно, где все-таки мы? Я раньше думал, что в жилом комплексе — но это заставляет думать, что мы в какой-то промзоне. Еще со времен Саддама — Ирак старался как можно больше производить внутри страны, и это было правильной политикой. Когда пришли американцы — первым делом они устроили приватизацию с веерными отключениями электричества — я не шучу, все именно так и было. Теперь иракцы снова строят производственные площадки, вместе с Ираном и нами. Китаю это сильно не нравится — но сделать с этим он ничего не может.
Стук в дверь. Два — два, явно не простой. Мой страж подходит, смотрит в глазок. Потом с лязгом открывает засов — тут нет замков.
О… явление Христа народу…
Ни кто иной как Борек Юхмин, тот еще фрукт. Вроде как еврей — в России чистых евреев нет, все — вроде как. Имел честь родиться в одном городе со мной, и даже одно время ходить со мной в один класс одной и той же школы. Тогда — эксперименты всякие были, классы тасовали — поэтому, в одном классе мы были ровно три года. А потом — стакнулись уже через несколько лет, когда оба закончили школу, когда Борек занимался каким-то там еврейским культурным центром, а я… ну, неважно, чем я занимался. Повод банален до безобразия — одна дама сердца и двое претендентов на ее внимание. В итоге — она не досталась ни одному из нас, а Борек сдернул в Израиль. Слабоват оказался — избили его всего один раз, и без особых зверств. А время было недоброе. Могли и на паяльник посадить.
Интересно, помнит он об этом или нет? Наверняка, помнит. Но — по приказу забыл, вон как скалится. Как родного увидал.
— Санек…
Я делаю недоуменную морду лица. Борек подходит ближе, сматывает полиэтилен с моей физиономии, дабы можно было пообщаться. Не вспотел, за дверью то сидя? Ведь зуб даю — все два с лишним часа там сидел, выжидал. Мол, узнал, что такие беспределы творятся и приехал. Ну-ну, родной, артистом ты всегда знатным был. Только я теперь не хуже — наверное, даже лучше. Потому что я профессионал теперь, а ты как был артистом погорелого театра, так им и остался.
— Ты о чем? — спрашиваю по-русски.
— Не узнал? Это ж я, Юхмин. Седьмой В — ну?
— И чо с того? Мне теперь тебя в задницу поцеловать, прикажешь? Над арабской мирной хатой гордо реет жид пархатый… Или этого бендеровца по правую руку от меня?
Еще добавляю матом — совсем уж нехорошо, здесь за то, что у нас используется для связки слов, могут без лишних слов на перо поставить. Борек начинает сбиваться с темпа, а тот товарищ, одесную[43] от меня — порывается вскочить, но сдерживает себя, хоть и с трудом.