Но я не могу согласиться с ее продолжением – "четвертому не бывать". Это слишком дерзновенное пророчество. А ведь "закон и пророки до Иоанна Крестителя"[117]. В новозаветные времена нужды в пророчествах нет. Так что не стоит за Бога решать – куда и как Он еще раз повернет колесо истории.
Сегодня Москва уже не является третьим Римом. Ведь власть ее не является православной. Речь не о том, ходит президент в церковь или нет. Речь о том: он себя судит Евангелием или нет? Видят ли законы России свою высшую цель, источник и оправдание в Православии? Является ли высшей целью внешней политики России поддержка Православия во всем мире? Этого в сегодняшней России нет. Москва уже не третий Рим. Место "Рима" вакантно.
Но если однажды в Минске (Тбилиси, Киеве, Кишиневе…) появится правительство, которое именно так будет осознавать цель своего служения, то Минск (Сухуми, Тирасполь, СанктПетербург…) и станет четвертым Римом.
Кстати, для того, чтобы быть "четвертым Римом", вовсе не обязательно быть сверхдержавой и ведущим игроком геополитики. Когда Москва приняла на себя служение "третьего Рима", она не была даже "региональной сверхдержавой". Польша, Литва, Крымское ханство были для нее смертельными угрозами (или уж по меньшей мере равными соперниками). В 1571 году крымский хан сжег "третий Рим", Москву, из которой третьеримский император – Иван Грозный – предпочел убежать до подхода врага… Сверхдержавами тогда были Испания, Португалия, Англия… Важно, чтобы государство считало себя защитником Православия. Будут еще такие государства или нет в истории нашей планеты – я не знаю.
И еще очень важно помнить, что лозунг "Москва – третий Рим" – это вовсе не всплеск националистической гордыни. Во-первых, сама идея империи – антинационалистическая, ибо наднациональная. Москва ощутила себя империей для всех православных народов. Причем – временно, до освобождения Константинополя. Когда царь Алексей Михайлович и патриарх Никон мечтали о том, что после присоединения Украины они двинутся дальше на Константинополь, то речь шла о том, что столица будет перенесена из Москвы в Константинополь. И именно поэтому патриарх Никон начал реформу богослужения, подлаживаясь под греков.
Удивительная идея! Если бы англичане планировали завоевать какойнибудь народ, они бы при этом предполагали, что свою школу, свою Церковь и культуру навяжут этому покоренному народу. А вот русский империализм совершенно особый: мы должны подладиться под тех, кого завоюем, чтобы им проще было с нами сослужить.
Эта черта русского империализма, кстати, очень хорошо видна на топографической карте Российской империи. Европейцы, придя в Новый Свет, переменили почти всю топонимику. Всюду новые Йорки и новые Орлеаны. А у нас даже имя нашей столицы – Москва – своим откровенно финно-угорским паспортом напоминает о том, что русские здесь пришельцы (по известной формуле: коренное население – это предпоследний завоеватель).
– Насколько, вы полагаете, нынешний глава государства – человек православный, верующий? Насколько он хочет дистанцироваться от тех людей, о которых мы говорили раньше?
– У меня нет информации, которая могла бы подтвердить или опровергнуть такое предположение. У меня есть впечатления от других людей, рангом пониже. Ну вот, Полтавченко (представитель президента в Центральном федеральном округе) – это, несомненно, православный человек, для которого мнение Церкви и его личная вера много значат. Есть ли православная мотивация в действиях Путина, я не знаю.
Главный ведь вопрос не в том, ходит ли он в храм или нет, а в том – есть ли для него духовная православная составляющая при принятии решений.
Второй вопрос – отстаивает ли интересы Церкви, когда решаются, например, вопросы российскоукраинских отношений или отношений России и Прибалтики. Мне неизвестны случаи, когда президенты России, нынешний или прошлый, вопрос, к примеру, газовых долгов Украины связывали со статусом русского языка на Украине или будущего храмов Московской Патриархии.
Верующий человек всегда помнит о Боге и о Церкви. Его глаза могут смотреть в любую сторону, он может решать какие угодно проблемы, но частичкой своего сознания он всегда помнит, что он не весь здесь, в этой шахматной клеточке, он не ее пленник, есть еще и другая реальность. Я не могу сказать, наблюдая за словами и делами Путина, что он производит впечатление человека, у которого уже есть вот это боковое зрение.
– Не кажется ли вам, что многие обращаются к Православию, потому что это модно? У нас в городе стало принято приглашать батюшек на освящение и футбольных ворот, и новых магазинов...
– Я спокойно отношусь к таким вещам. Во-первых, потому что считаю, что любой повод лишний раз вытащить батюшку из храма – это уже хорошо. Во-вторых, всякое доброе дело должно быть освящено.
Плохо, если люди думают, будто жизнь священника и сводится к такого рода "презентациям". Появилась модная "отмазка" – говорить о моде на Православие. Есть мода говорить, что Православие модно. А реальная общественная мода сегодня существует на эзотерику, оккультизм, всякого рода мистику. Зайдите в любой книжный магазин, и вы увидите, что это так.
Человеку свойственно защищать свое болото. Если признать для себя Православие, нужно многое менять в своей жизни, и начать с соблюдения заповедей Христа. Поскольку этого ой как не хочется – то человек и несет турусы на колесах, рисует для себя карикатуры на церковную жизнь.
Ну, о какой моде может идти речь, если вся пресса просто озверела при появлении только возможности изучения в школах основ православной культуры?!
В ноябре 2002 года было письмо министра образования, разрешающее (минутку! Все расслышали? – разрешающее, а не приказывающее!!!) ввести в школах уроки по "Основам православной культуры".
Но журналисты и чиновники так дружно огрызнулись против православной культуры, что даже в день Москвы при вручении мне премии я должен был нарушить протокол: получив премию из рук Патриарха и мэра, вместо дежурных слов благодарности я обратил к Лужкову достаточно критическую речь. Дело в том, что накануне глава департамента образования Москвы Любовь Кезина пообещала, что не допустит уроков по основам православной культуры. Так что мне пришлось задать риторический вопрос: "Что сказали бы великие наши князья Даниил Московский и Александр Невский – имена этих князей Юрий Михайлович упоминал неоднократно в своей речи– если бы узнали, что в школах Москвы запрещают изучать православную культуру? Они, наверно, сказали бы: "Какое новое иго распростерлось над нашей страной, какие новые варвары захватили нашу столицу"[118]...
– А что об этом говорит закон?
– А разве закон может запретить знакомство детей с родной культурой? Дискуссия, развернувшаяся вокруг "Основ православной культуры",– очень хороший пример черного пиара. Письмо министра просто давало школе право на выбор своей культурной ориентации – а либеральная пресса подала это как обязаловку. Письмо министра говорит о том, что "Основы православной культуры" – культурологический предмет, а в прессе делают вид, будто речь идет о "Законе Божием".
– А в чем различие?
– В отсутствии императивности. Здесь не будет призывов: "Дети, помолились!", "Дети, начали поститься!". Не будет и обязательно-навязчивой доказательности. Культуролог старается понять внутреннюю логику изучаемого им мира, а не навязать ему свою оценку или свою логику. Это разные интеллектуальные процедуры: доказать и объяснить. Можно объяснить логику греческого мифа, но не превращать этот урок в проповедь олимпийской веры.