Что касается конкретно рок-оперы "Иисус Христос – суперзвезда", то могу сказать одно – я рад, что она пришла к советской молодежи в те годы, когда та еще не знала английского языка. Поэтому многие из тех людей, которые полюбили это произведение, просто не знали, какие кощунственные тексты там звучат на фоне безусловно талантливой музыки. Как это ни странно, но в 70е годы эта рок-опера сняла шоры со многих комсомольских глаз: люди были шокированы тем, что вера бабушек может давать повод и для современнейшего искусства. Я должен признаться, что "влюбленность" в эту рок-оперу стала для меня ступенькой на пути к Христу (тогда я, конечно, и не ожидал, что это именно путь, и не предполагал, что завершится он приходом в Церковь). Под звуки рок-музыки китайская стена атеистического воспитания, отделявшая меня от мира христианства, каким-то кирпичиком все-таки треснула, и вдруг оказалось, что Христос может быть интересен современному человеку. И для меня, подростка, для которого в то время мир Церкви представлялся миром старушек в белых косынках, это открытие было своеобразной и радостной сенсацией.
– То есть вы считаете, что интерес к фигуре Христа, чем бы он ни был вызван, в любом случае – хорош?
– Нет, я так не считаю, потому что Сам Христос не всякий мотив отношения к Себе приветствовал. Он, например, уходил от людей, которые обращались к Нему по чисто утилитарным мотивам. После того, как Христос насытил пять тысяч человек пятью хлебами и часть этих людей на следующий день пришла искать Его снова, Он сказал: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26).
– Как вы относитесь к рок-музыке?
– Плохо. Я никогда не любил и не понимал рок-музыку. Но это не мешает мне дружить с рок-динозаврами и даже бывать на рок-концертах. Понимаете, есть люди, реальные люди. Представьте себе, такие же проблемы стояли перед священниками лет двадцать назад, когда к ним приходили люди, работающие в органах КГБ. По форме – враги, и вдруг оказывается, что это тоже люди. За погонами – и сердце у них есть, и там тоже бывает покаяние. И не все люди, которые шли в КГБ, работали против своего народа. Есть там и такие структуры, которые действительно защищали Родину. Они не были палачами. Они не занимались слежкой, борьбой с инакомыслием,– и как к ним было относиться?
И мне кажется, сегодня похожая ситуация складывается с рок-культурой: там есть люди. Конечно, там есть грязь, жуткая грязь! Она есть. И при этом одно слово, которое скажет этим людям Шевчук, будет значить больше, чем, например, десять моих проповедей.
– Сейчас многие известные музыканты обратились к вере. Не считаете ли вы, что после этого их творчество стало менее интересно?
– Когда я поинтересовался этим вопросом, то изумился, как много среди роккумиров людей, которые повернулись в сторону Православия. Недавно в одной газете читал интервью с Гариком Сукачевым, который заявил, что ему нравятся мои книги. К вере повернулись лидеры "Муммий Тролля", "Калинова моста", "Ковчега", "Любэ", "Агаты Кристи".
Я как-то спросил Кинчева, насколько упала его популярность после того, как он обратился к церковной тематике. Он сказал, что если раньше "Алиса" собирала стадионы, то сейчас – максимум тысячные залы домов культуры. А те фанаты, кого интересует рок-музыка в чистом виде и кому неважно содержание, ушли к "Королю и Шуту".
– Можете ли что-то сказать о Борисе Гребенщикове?
– У меня нет личного опыта общения с ним, но есть личная претензия к нему, связанная с песней "Город золотой". Дивная песня, тем более что ни к словам, ни к мелодии БГ не имеет ни малейшего отношения. Но Гребенщиков испоганил эту песню в самом буквальном смысле этого слова. Испоганить значит объязычить. В оригинале первая сточка звучит: "Над небом голубым есть город золотой", а у него "Под небом голубым…". Это уже язычество, когда святыня оказывается всецело в рамках этого мира.
– Я знаю, вы были на дне рождения у Юрия Шевчука. Каково ваше впечатление от рокеров?
– Тогда я впервые в жизни был на рок-концерте. Я же говорю, что даже будучи сам подростком, как-то никогда этой музыкой не увлекался. Я даже не знал, где находится пресловутая "Горбушка": вышел из метро – и пошел в противоположную сторону.
Первое удивление – еще в фойе: несколько человек подошли ко мне и идентифицировали меня довольно четко: "Отец Андрей". Я-то думал, что церковная среда и рок-тусовка разделены более четко... А затем подходит ко мне какой-то очень бритоголовый человек и говорит: "Что вы думаете о нашей группе?".– "Что за группа?".– "НЭП".– "Ничего не знаю! Никогда не слышал!".– "Ну, ладно, вы нас не слышали, а мы вас знаем. Нам Костя Кинчев про вас рассказывал".
Потом поднялся я в бельэтаж, откуда и взирал на все происходящее. Не знаю почему, но после этого мероприятия я целый день спал. Честно говоря, только однажды было у меня такое состояние. В 1989 году пришлось посмотреть по телевизору телесеанс Кашпировского. Он обещал: "Если в вашем помещении накурено, то я сейчас сделаю несколько "пассов" и воздух станет свежим". Я был действительно в весьма прокуренной комнате, и мужики (дело было в телевизионном холле советского посольства в Румынии) с энтузиазмом отнеслись к идее экстрасенса... Я испугался за них: вдруг кому-то покажется, что и в самом деле стало свежее? Тогда ведь вся советская колония ринется в оккультизм. Начал про себя молиться. Все кончилось хорошо: свинарник остался свинарником, не превратившись во дворец. Чуда не состоялось – как я и просил в своей молитве. Но затем я целый день не мог подняться с постели. Ни боли, ни температуры – а сил нет. Куда-то они ушли… Вот нечто похожее было и после первого рок-концерта.
Но сразу после него Шевчук позвал в комнатку, где должно было состояться чествование его дня рождения, и там прошло еще два часа в нормальной беседе. Шевчук вел себя вполне корректно, даже просил прощения за то, что он курит. Самое же интересное для меня было потом – уже ближе к полуночи я вышел с "Горбушки" и оказался в окружении фанов: почитатели Шевчука еще стояли в надежде увидеть своего кумира. И вот, эти ребятишки окружают меня – просто потому, что лучи славы от их "солнца" еще озаряют и меня: "Ну, когда там закончится, скоро ли он выйдет?".– "Не знаю, вроде начинают расходиться, но вообще-то там люди еще есть...". А дальше начался разговор, который меня просто потряс. Один паренек в очках, студенческого возраста, лет семнадцати, ошарашил меня вопросом: "Скажите, а почему в Евангелии от Иоанна нет темы гефсиманского одиночества?".
Затем двое ребят вызвались провожать меня через лабиринты парка. Я спрашиваю: "Ребята, а для вас заметно это или нет – то, что у Шевчука стали звучать какие-то религиозные слова, термины? Даже в конце сегодняшнего концерта он сказал: "Надеюсь, что Господь даст мне еще несколько песен". Я-то церковный человек, для меня любое такое слово значимо. Но вот в вашем восприятии – может быть, это просто такие междометия, или он и в самом деле движется в сторону Православия?".– "Нет, нет, мы это тоже замечаем, для нас это серьезно, мы к этому присматриваемся!".
Кстати, в тот день прошла первая гроза нового тысячелетия – первый весенний гром (как в песне у Шевчука), и это в день его рождения!..
– А как вы познакомились с Юрием Шевчуком? Нет ли у вас проблем в общении?
– Первый шаг был с его стороны. Юрий читал мои книги и пригласил меня на свой концерт два года назад. Как раз в его день рождения. Был у него и неличный мотив. Он попросил меня пообщаться с мальчишками из кадетского корпуса в Кронштадте, где учится его сын.
Проблем в общении с ним у меня нет, хотя мы принадлежим к разным мирам. Может быть, именно поэтому нам легко слушать друг друга. Я ничего не знаю о мире, в котором он живет. У меня есть дома диски Шевчука и Кинчева. Но они мне дороги как подарки от авторов. Сам я их еще не слушал. Я же москвич, которому и так хватает децибелов. Поэтому тишина для меня – это величайшая драгоценность.